Читать «Ярое око» онлайн - страница 179

Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

Душой князь рвался назад, желая сгорстить своих, вверенных ему волынцев и ростовцев, закрыть их своей грудью и щитом от пожирающей стальной лавы!.. Но поздно... слишком поздно...

И вновь он ощутил ту же полынную горечь обмана, будто выпил чашу чёрного колдовского зелья. Но на сей раз Мстиславу чудилось: в разгроме его виновны решительно все! И косматое солнце, ослепившее его войско, и коварная луна, и лукавые звёзды, рассветившие небеса перед сечей ложными знаками. Участвовала в злом оплете и проклятая река Калка, тихой ворожбой своих омутов и излучин заманившая его в татарскую западню.

...Он знал, чувствовал кожей, как за его спиной в огне степи гибла его рать. Его преданные и бесстрашные воины, беззаветно умиравшие в сече, свято поверившие его княжескому слову, его победному чутью и громкой воинской славе.

«Нет! Нет!! — заполошно билось в висках. — Никто из них не забыт! Смерть языцев во имя Христа — не убийство! Это ступени по пути в рай! Да и как же оне могут быть преданы забвению, ежли каждый из них в моём сердце?! Святый Крепкий, даруй же всем героям Калки... Царствие Твоё Небесное!»

* * *

Теперь он уходил лощиной, всё больше и больше забирая на север, не смея показаться на открытых пространствах. По левую руку от него, в шести полётах стрелы, гремела битва. Там всё было сплошь черно от татар! Там насмерть стояли смоленцы и киевляне. Там так же гривасто пылала степь, горели повозки, вихрились чёрные смерчи пыли и дыма; так же дугой выгибались обуглившиеся головни человеческих тел, трещали разбитые черепа и летели ошметья плоти... Оттуда смрадно и приторно тянуло горелым мясом... Мстислав обметался крестом, с запёкшихся губ дрогло слетело:

— Да хранит, брат, тебя Бог... Меня Он оставил.

* * *

Когда битва в стане великого князя Киевского достигла небес и стало понятно и тем и другим, что края ей не будет, что примирения между Тьмою и Светом, между Востоком и Западом не случится... монголы снова пошли на хитрость.

На третий день сечи Субэдэй призвал в юрту Совета вожака бродников Плоскиню. Тот прибыл: с колодкой на шее, покрытый язвами, почерневший, худой, как лиственничная щепа.

С замиранием сердца перешагнул он порог юрты, в которой собрались три грозных полководца монголов. Джэбэ-нойон, Субэдэй-багатур и Тохучар-нойон молча взирали на него немигающими глазами, и если бы в сей момент он сделал неверный шаг, хотя бы оступился — смерть и кровь скрестились бы над ним. Но раб не сделал этого. Лишь ноги его хлипко дрожали, да пот сыпко выступил на спине и под мышками.

Субэдэй всмотрелся в Плоскиню пронзительно и зло, и тому показалось, что старик хочет его ударить.

— Тебя, пёс, отведут к урусам. Уговори своих, чтобы они оставили коней, побросали мечи и секиры. Пусть уходят... Все! И князья, и воины, и челядь... Клянусь, никто не пострадает. Это говорю тебе я, Барс с Отгрызенной Лапой, правая рука Великого Потрясателя Вселенной. Сделаешь — ты свободен.