Читать «Повести и рассказы писателей Румынии» онлайн - страница 204
Василе Войкулеску
Ячневая каша! Необоримое желание отправиться в погреб и всадить ложку в эту чуть сладкую от сахарина, вязкую массу. Наесться на целый день. Не может быть, чтобы мои домашние не перехватили чего-нибудь во время бомбежки. Все знают: от страха просыпается такой голод, что не знаешь, на каком ты свете…
Я облокотился на подоконник и смакую каждую ложечку. География — наука точная, потому что представляет собой как бы наглядные примеры. Необыкновенная каша… вкус у нее… даже не знаю какой, но питательна на вид невероятно, иначе бы не поблескивали в ней такие крупные зернышки. География проясняет людские намерения, ну, например, касательно жизненного пространства… Не думаю, что у меня заболит живот, зерно есть зерно, застревает в зубах, попадает под язык, но жевать, к сожалению, нечего. Вот эти красные линии на карте указывают, где бы хотел отобедать Гитлер (после завоевания мира, разумеется). Наши предки много веков сохраняли себе здоровье кашей, солдаты Наполеона завоевали… А теперешние вояки? Они — исключение. Каши не едят, географии не знают. Грецию считают тевтонской провинцией, Ливию тоже к себе пристегнули, кашу заменили эрзацем и какой-то бурдой — чаем доктора Хольста. Они не оценили каши. И на здоровье! Но они об этом еще пожалеют. Они расширяют себе желудки наперекор советам медиков. Жрут и жиреют. Ночи напролет к их складам движутся битком набитые составы. Каша хороша, когда разварится, да еще вареньица в нее положить, если оно есть, впрочем, и без него, разорви меня бомба, еда царская. Вчера мимо нас шли составы с птицефермы Корбеску, вагоны-холодильники со свежим маслом, красиво завернутым в пергаментную бумагу. А ты съешь две-три ложки каши — и сыт. Ну и каша! Из Бездяда кымпулунгскому гарнизону отправлено два вагона телят. И не только вчера. Не мое вроде бы дело пересчитывать вагоны и поезда, у меня каша, никто на нее не посягает, и, честное слово, она густая и вкусная. Сколько составов прошло за эту неделю? Виктор Потынга говорил, что на фабрике они день и ночь работают на немецкую армию. Душистые колбасы, каких мы сто лет в глаза не видели, розовая ветчина, не слишком жирная, проваренная, дымящаяся, с красным перчиком, она во рту так и тает со свежим хлебцем. Сосиски по мюнхенскому рецепту, с пряным, веселящим душу ароматом, как пишут в книгах, разумеется готическим шрифтом. Все это хорошо пошло бы и с кашей… Из тонко смолотой крупы каша с маслом любую ветчину за пояс заткнет, лишь бы мышами не пахла.
И чего их химики не готовят бульонов из ячневой крупы? Дешево! И войну бы нипочем не проиграли. Нет, они предпочитают страдать, пожирая сметану, мед, масло и кур. Там, где такое еще водится. И водится еще кое-где. «Для войны в Норвегии, дядя Иоане», — говорит примарь, подписывая ордер на изъятие продуктов. Тоже не лыком шиты, знают географию! В Корбеску составы набивают всякой вкуснотой, она прекрасно воздействует на моральный дух армии, и особенно на немецкое командование в Бельгии. О нефти и лесе помолчим, люди теперь засыпают не под тихий шепот звезд, а под оглушительный грохот составов, от которого ходуном ходит станция. Цистерны, цистерны, полные под завязку, платформы с бревнами и досками для дотов в Нормандии. Разбомбят союзники Франкфурт или Гамбург, немцы их залатают лесом из Морени или Пэдукёсул, да еще пару мостов наведут, чтобы было по чему отступать. Быстро и удобно, с помощью транспортных средств. Конечно, нетрудно вообразить себя вождем человечества, если с утра пораньше тебе составами подают мясо, яйца, колбасу и нефть. Комиссар Стэнеску затыкает рот любому, стоит вякнуть о чем-нибудь этаком, поторчал бы он хоть ночку у моего окна, познакомился бы, как я, с географией, да каша бы у него в животе бурчала… Молчу. Что-то я разворчался, честное слово, терпеть этого не могу. С некоторым, конечно, преувеличением можно сказать: я счастлив. Каша есть, в хлеву у дядюшки, директора почты в Гэешти, с навозом не вожусь и путешествовать могу где угодно. Кто сомневается, что мир принадлежит мне? Я прикрываю крышкой кастрюлю с кашей, беру папку с открытками — и привет! Торжественно вплываю в Ламантенский залив Гваделупы (60 градусов широты, 20 градусов долготы) и небрежно приветствую цепь высоких вулканов.