Читать «Восемнадцать дней» онлайн - страница 40

Аурел Михале

К утру забылась во сне и сноха. Когда она проснулась, старуха разжигала огонь в печи. Скорее всего, она не спала всю ночь. Лицо у нее осунулось, сморщилось, под глазами легли темные круги. Солдаты уже ушли.

Женщины попросили дозволения у хозяев сготовить еду, поели, накормили досыта, на целый день, малыша, уложили оставшуюся еду в торбу, собрали пожитки и тоже пустились в путь.

Сейчас они чувствовали себя еще более чужими и далекими друг другу.

Старуха молча запрягла лошадь, вывела под уздцы на дорогу, взобралась на козлы. Сноха видела только ее согнутую, укутанную шалью спину, низко опущенную голову и покрасневшую от холода руку, держащую кнут. Они не промолвили за весь день ни слова, даже не глядели друг на друга, каждая притворялась, что не знает ничего, только позднее, уже к вечеру, въезжая в какое-то село, старуха кашлянула и сказала:

— Не будем останавливаться. Нигде. Едем дальше…

— Мама, но ведь… — пробормотала сноха.

— До чего же испортила война людей! — бросила старуха сухо, будто подвела черту под тем, что случилось, хлестнула кнутом лошадь и погнала ее дальше.

Чуть подальше, в поле, они наткнулись на заброшенный сарай и там остановились. Покрыли лошадь попоной, дали ей охапку сена из телеги, уложили ребенка между собой, хорошенько укутали и легли.

Ночью мать почувствовала, как ребенок завозился, и проснулась. Малыш скорчился возле колеса, одной рукой он вцепился в грядку телеги, другой держался за живот. Его рвало.

— Что с тобой, сердечко мое? Что с тобой? — испугалась она и подняла ребенка.

Она прижала его к груди, чувствуя, что он весь мокрый от пота, хотя мороз становился все злее, и уложила рядом с собой. Хорошенько завернула, долго баюкала, потом заснула. К утру малыш был совсем плох. Лицо его горело как в огне.

— Что у тебя болит, родной?

— Пить! — шептал он. — Пить!

Они дали ему воды, быстро запрягли лошадь и потащились дальше.

Так ехали весь день, а ребенку становилось все хуже и хуже. Он весь горел, стал пунцовым, бредил с закрытыми глазами, часто вспоминал о дедушке Силе, о доме, звал деда и все время просил пить. Ему виделись черти, прыгающие с вилами вокруг лампы, он просил воды, чтобы брызнуть на них и отогнать.

Аникуца ломала руки и мучилась от бессилия, глотая слезы.

— Что делать, мама? Мама, мама, что делать? — шептала она.

Свекровь подходила, отодвигала мать в сторону и, в свою очередь, склонялась над ребенком. Но и она не знала, что делать.

— Остановимся в первом же доме! — наконец решила старуха. — Надо найти, кто бы помог нам.

Так и сделали. Но мужчина, который им открыл, подойдя к ребенку, тут же в испуге отпрянул в сторону и крикнул:

— Не пущу вас. Поезжайте дальше. Не могу вас пустить. У него тиф!

— Тиф!

Мать вскрикнула и побелела как мел.

Старуха с окаменевшим лицом хлестнула лошадь кнутом.

Дальше. Все дальше. Только сейчас начались настоящие мучения. Все двери были для них закрыты. Тиф! Люди в испуге отшатывались, и бабушка вынуждена была беспощадно хлестать лошадь и упорно ехать дальше.