Читать «Смена. 12 часов с медсестрой из онкологического отделения: события, переживания и пациенты, отвоеванные у болезни» онлайн - страница 117

Тереза Браун

– Мне нужно пописать.

– Разумеется. Не могла бы ты перекатиться в мою сторону, к этому краю кровати? Так тебе меньше нужно будет пройти. – Она кивает, а затем осторожно перекатывается влево. Распахнув глаза, она тут же их закрывает. Пыхтит.

Я не стала просить ее оценить свою боль по шкале от одного до десяти, считая, что десять – это «самая ужасная боль на свете».

Некоторые люди – и Шейла, судя по всему, одна из них – будут, наверное, даже с разрубленной пополам рукой говорить, обливаясь потом, «шесть», изо всех сил стараясь, чтобы их голос звучал при этом нормально. Такие пациенты обычно просят обезболивающее, только когда боль становится невыносимой, потому что им кажется, будто их боль никогда не станет достаточно сильной для того, чтобы возникла необходимость с ней бороться.

Хотя я и объяснила Шейле физиологические причины, по которым боль лучше предупреждать, мне следовало догадаться, что она может и не прислушаться к моим рекомендациям. С такими пациентами лучше держать ухо востро – следить за выражениями их лиц, наблюдать, как они двигаются и двигаются ли вообще. Лицо обычно не может скрыть боли, однако порой нужно присматриваться повнимательней, и сегодня я этого не сделала. Стоицизм Шейлы оказался слишком убедительным – я поверила, что ей хватит меньше лекарств, чем нужно было на самом деле. Проблема только в том, что пострадала от этого не я – она сделала хуже самой себе.

Боль – ужасная штука. Она приносит страдания. Лучше всего справляются с болью наркотики, однако они неизбежно несут налет позора – даже здесь, в больнице. Некоторые из здешних медработников с особым презрением относятся к наркоманам, возможно от того, что мы все слышали рассказы про манипулирующих врачами торчков: про пациентов, которые, желая заполучить дозу, притворялись, будто им больно. На пациентов с хроническими болями часто навешивают такой ярлык. Больных серповидно-клеточной анемией, чья жизнь наполнена болью, а в самые пики болезни облегчение приносят лишь обильные дозы опиатов, порой принимают за банальных торчков. Ненавидим ли мы, работники здравоохранения, саму потребность в наркотиках у людей из-за высокой вероятности злоупотребления ими, или же у нас столь сильное возмущение вызывает сама боль? Мы не можем ее увидеть, потрогать, проверить, дать ей какую-то объективную оценку. Нас учили, что «боль такая, какой ее описывает пациент», однако когда мы не доверяем своим пациентам, то можем не придать их боли должного значения. Люди, лишенные чувства боли с рождения – это очень редкое отклонение, называемое врожденной сенсорной полинейропатией, – подвержены постоянной опасности. Когда нам больно, то нервы нашего организма усердно пытаются дать нам понять, что с нашим организмом что-то совсем не так. Сегодня я не смогла в полной мере оценить тяжесть боли Шейлы.

– Думаете, вы сможете встать, чтобы пойти в туалет? Позвольте мне вам помочь. – Только я начинаю тянуться к руке Шейлы, как у меня звонит телефон.

– Это операционная. Мы готовы принять вашу пациентку Филдс.