Читать «Критический эксперимент 2033» онлайн - страница 214

Консулы и цензоры скоро стали записывать ростовщиков в эрарии — опозоренные граждане, не имеющие права голосовать и служить в войске, и облагаемые налогом по произволу консулов. Одновременно они потребовали от ростовщиков и менял одеваться роскошно и носить драгоценности. Для других мужчин это стало позорно.

Во время Вольской войны старшую дочь просватали за сына Беловеза — Бренна. А затем явились посланцы из Карфагена и стали просить в жёны вторую дочь. Тогда к ней посватался единственный уцелевший совершеннолетний Фабий — Постум. Евгений предпочёл эту партию.

Авл и Туллия быстро принесли Фламину внука и внучку, а затем переженились и остальные сыновья. Всё оказалось почти так, как планировала Медония: второй её сын был приглашён кельтами в Медиолан в качестве верховного священника Бога Единого, и лишь третий остался в Риме, но именно ему должен был отойти неделимый надел семьи Фламинов.

Сад Евгения Академа так и не дорос до центра науки, сравнимого с Афинами или Сиракузами. Но все состоятельные римляне стали отдавать детей учиться на Склоне и в Академии. Гигий нашёл себя в качестве главы научной школы и учителя молодёжи. Его борода стала пышной и поседела, а движения теперь были важными и плавными. Но красноречивость его отнюдь не уменьшилась. Правда, римляне в основном оттачивали свой лаконичный и чёткий стиль речей и аргументации.

Волки, Рыси и Туры подверглись ещё одному соблазну: их стали охотно нанимать в качестве морских бойцов. Первоначально многие из них оставались в Карфагене, Финикии Элладе или Египте, соблазнённые тамошними женщинами и богатством. Но скоро ученицы Зейны стали так привораживать своих возлюбленных, что те почти всегда стремились вернуться к ним. Это стало ещё одним ручьём, собиравшим богатства в Рим.

Наблюдая за тем, как объединяется Италия вокруг Рима, Евгений дождался женитьбы Евгения Фламина младшего, сына Авла, и тут почувствовал, что силы стремительно уходят. Убедившись, что не может пройти более десяти шагов без поддержки, умирающий потребовал унести себя далеко в чащу леса и не приходить неделю. Ему хотели оставить еду и питьё, но он отказался. Последние его слова в присутствии других были: «Imperare sibi maximum imperium est» (Высшая власть — это власть над собой)

На второй день Фламин почувствовал, что уходит уже независимо от своей воли. Но вот куда — обратно в наш мир или в миры, которые он заслужил своим посольством — он так и не понял. Умолчим и мы об этом. Его семья в России получила от Критического центра извещение о смерти главы и большой страховой платёж. Так и полагалось, если исправитель не вернулся за тридцать дней.

Единственное, что известно: члены римской семьи нашли его нагой труп, лежащий лицом в ручье вблизи места, где Фламина оставили. Видимо, он захлебнулся в попытке утолить сжигающую изнутри жажду: сил выбраться из ложбины не нашлось. Лицо было объедено рачками.