Читать «Полковник» онлайн - страница 277

Юрий Александрович Тёшкин

— Вы, Павел Константинович, начали о сельском хозяйстве…

— Ну да… ну да, конечно же… и это все связано… любовь к человеку конкретному, она же очень похожа, Нина Андреевна, на любовь к конкретному куску земли-родительницы. Чувство радости собственного, так сказать, рождения через собственный, только твой урожай, на твоем куске земли — это самое главное в психологии крестьянина. А вот это как-то и забыли. Да-с, к сожалению. Нет, ты дай сначала человеку вырастить собственное яблоко, собственного теленка — дай ему порадоваться, дай! Чего уж там.

— Так вы тоже за кооператоров, Павел Константинович?

— Я? Кто вам сказал?

— Но ведь вы только что так хорошо говорили — дай, дай человеку вырастить собственное яблоко, собственного теленочка, дай ему порадоваться…

— Конечно! Дай вырастить, дай порадоваться. А потом уж и забирай в общий котел. Котел у нас должен быть общим, общим, разумеется, но… Но не обезличенным, уважаемая Нина Андреевна! Не безрадостным должен быть общий котел, нет-нет. Вот тут-то и надо всем нам подумать, как потом забирать в этот общий котел. Но, с другой стороны, уважаемая Нина Андреевна, опять же психология — ибо отдавать все это, с трудом выращенное, выпестованное, в общий котел, уверяю вас, неменьшая радость. Психология! А так что ж, все эти меры по химизации, по укреплению кадрами, да и сегодняшние экономические реформы… в принципе все это правильно и своевременно… по мелиорации… Дай только, чтоб человек радость испытал. А то ведь показывали по телевизору вчера одного кооператора — страх берет, до чего ж человек невесел, задавлен…

— Вот и Колька говорит…

— Какой Колька?

— Да Колька наш, ну, совхозный, муж подруги-то, о которой я начала.

— А-а-а… так что он? Колька-то… — Полковник усаживается за стол, берет стакан остывшего чая.

Журчит тихонько речь Нины Андреевны. Как тихо летящий снег: и даль не разглядишь, и близь слишком уж близка… Ну, вывали сейчас на стол все эти разговоры вокруг, все книги, газеты, телепередачи и всю прочую и прочую информацию, которая, согласно своему назначению, должна якобы давать представление о нашей жизни — ведь легко можно будет ошибиться, разглядывая все так близко под носом. Легко споткнется глаз о штрих, мазок случайный, однако ж донельзя искажающий всю суть. Оттого и сидит так под тихо льющуюся речь полковник, дышит ровно, чай прихлебывает. Порой заденет что-то слух его, слово или фраза: «Кипяточек — парень бравый, но без сахара — дурак!» — и опять все льется ровно, усыпляюще… Впрочем, вот ведь совсем недавно, лет пять или семь тому назад в санатории, знакомый слесарь-водопроводчик Ваня Гуров как-то остановил полковника по случаю процесса о шпионах, широко освещаемого в то время в газетах. Остановил, зубами скрежетнул, дохнул многолетним перегаром: «Слыхали про шпионов? Вот ведь суки! Да я за Родину — вот, — и Ваня сжал кулак, — у меня вот, вот, — он быстро закатал, почти сорвал рукав, — рука покалечена, семьдесят два часа нас учили и в бой… мы по шоссе, а он бомбить… семьдесят два часа… ничего не знаем… надо бы, понимаешь, разбежаться, а мы в кучу, как бараны, от страха, а он на нас бомбу, из пулемета… а-а-ах…»