Читать «Полковник» онлайн - страница 249

А у меня сегодня голова четкая, ясная. Это у меня изредка бывает после больших запоев. После особенно сильных. Как будто от сильного удара все онемеет, и так все четко соображаешь, и ничего не беспокоит. Все онемеет перед страшной болью, которая придет позднее, часа через два. Нет, теперь уже раньше — через час, я думаю, через полчаса. Но только настоящие кошмары будут только завтра. Ну а завтра-то я буду далеко, в больнице, под капельницей — мне не страшно. Я все рассчитал. Что? Съели? Константа Спиридоновна?! Не удалось вам речь обвинительную сказать, уж, наверное, заготовили, уж, наверное, ночь готовили, не спали. Что, Марья Ивановна, все ваши подсчеты задолженности моей по профвзносам — ко всем чертям собачьим, а? А я ведь действительно уже четыре месяца не плачу ни копейки. Хотели пригвоздить меня к позорному столбу, ан — не дался! Да? Не удалось заклеймить! Я ведь вчера еще, когда в пьяной горячке метался, так ясно представил все ваши трезвые лица с поджатыми губами. А я больше не перенесу вашего негодного суда, слышите! Да я лучше в петлю! И тут-то меня и осенило. Я все рассчитал — вот балка, веревку я выбрал потолще, чтоб не так больно было, ящик, когда его отброшу из-под ног, — как раз: ноги сантиметров двадцать до пола не достанут. А минуту я спокойно могу выдержать без воздуха, я уже проверял. А вам сюда добираться пятнадцать ступенечек как раз пятнадцать секунд. Пусть еще пятнадцать секунд на всякие охи-ахи, когда вы увидите тело мое бездыханное в петле, — ноги двадцать сантиметров до пола не достают. У меня в запасе еще целых полминуты остается. А за полминуты, я где-то читал, у нас выпускается полмиллиона шелковой ткани. Так что вполне успеют из петли вынуть. Ну и куда ж тогда меня? Не на суд же — скорей в больницу, под капельницу. Под капельницей хорошо, я был уже там. Вы-то думали меня заклеймить, а я ушел… опять от вас от всех ушел… Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел… Чу! Слышу, слышу ваши сладкие голоса… голосок Константы Спиридоновны, елейный… И Марьи Ивановны… прямо-таки ангельский: «Это где же наш Ваня, шалунишка, схоронился?.. Да что ж на этот раз натворил он, бяка!» И Вандышева старческое бормотанье слышу, и ручек его потирание иудино ощущаю — все слышу, все знаю! Не боюсь я вас! Только трясется все. Когда меня начинает вот так трясти и все подпрыгивает перед глазами, мне кажется, что это не я рассыпаюсь на сто осколков, на сто мыслей одновременно, а это мир рассыпается, показывая мне одному свою жгучую тайну непрочности. Ибо все-то его видят прочным, надежным, верным. Ну, пора. Поднимаются, скрипят ступенечки. Пора! Что б еще такое напоследок… вспомнить бы, все же сорок шесть лет прожито. А-а-а! Ну конечно — луг, ромашки, солнце — какое хорошее начало для конца!..