Читать «Полковник» онлайн - страница 172

Но особенно много родных было у бабы Веры в деревне. Двоюродные, троюродные племянники и племянницы, их жены, мужья, дети, сваты. К ним наведывалась баба Вера с какой-то ей одной понятной регулярностью и Раю обязательно брала с собой.

И за это Надежда Алексеевна не переставала упрекать бабу Веру: «Ну что ребенку делать в деревне среди стариков и старух!» Ну а баба Вера, понятно, не оправдывается, чтоб не подливать масла в огонь. А перестанет ее Надежда отчитывать, забудется все понемножку, она в субботу — раз-два! — соберется, развяжет белый платочек, где у нее от пенсии рубль серебряный и два бумажных сохранились, — купит баранок, конфет подушечек и, встречая Раю из музыкальной школы, хвать ее за руку и шмыг на электричку, потом по лесу, потом под гору — а там и деревня.

Год за годом проходил, и Рае казалось, что этим старичкам-старушкам износу нет и не будет — все такие же: в крепеньких подшитых валенках, и русская печка, как всегда горячая, и кожаный диван в горнице, на котором спали они с бабой Верой, все такой же… скрип половиц, зимой меж окон на белой как снег вате все те же ярко-красные ягоды рябины, и ходики — тик-так… тик-так…

Словно крепкими стежками повсюду прошита жизнь этими бабы Вериными подружками! Рая любила ходить с бабой Верой, ведь куда бы они ни заявлялись, в казарму или в деревню, она видела, что им — и ей, и бабе Вере — повсюду рады.

Надежду же Алексеевну все вокруг раздражало. Вообще Рае очень рано стало жаль свою мать. Это баба Вера ей глаза открыла. И уверенность, что она — Рая — посильнее других, — это у нее тоже от бабы Веры. Это множество добрых, стойких, радующихся людей в Раином детстве, на которых как бы распалась собственная, родная баба Вера, или, вернее, не распалась, а множилась, увеличилась в некую солнечную, неистребимо щедрую силу… это множество тоже уже родных людей было для Раи потом на долгие годы уверенностью, что и она подобна им.

Можно бы на этом и закончить рассказ о том времени, но, пожалуй, надо вспомнить еще случай с учителем немецкого языка, с тем чтобы наверняка увидеть, что незаметное воспитание бабы Веры давало уже свои плоды.

Звали его Игорь Андреевич, был он не высок и не низок, наверное, полон, но поскольку одевался немодно, то нелегко было понять — полон или лишь с лица одутловат. Он частенько приходил на урок пьяненьким, и тогда была заметна одышка, с которою объяснял урок, заметны были зеленые отеки лица, редкие слипшиеся волосы на голове. Если же приходил трезвым, все это было незаметным. Как-то невзрачно вел он урок и себя. И не то чтобы как-то уж бесцветно преподавал он этот немецкий, а неинтеллигентно. Да и не старался по-другому. Сначала четверки были у нее по немецкому, потом пошли тройки. Потом была какая-то мелкая стычка меж ними, что-то сказала Рая обидное, и Игорь Андреевич стал мелко преследовать ее. Двойка следовала за двойкой. Даже подготовив урок, все равно она получала двойку, так как Игорь Андреевич лишь к ней одной проявлял теперь интерес. Дома Рая не без удовольствия рассказывала маме, как и на этот раз Игорь Андреевич поставил ей двойку. Надежда Алексеевна кипела негодованием. И вот однажды, придя из школы, Рая беззаботно сообщила ей о новой двойке по немецкому, и Надежда Алексеевна с криком: «Ну я ему покажу!» — помчалась на этот раз в школу. Через час мать вернулась: «Ну я ему показала!» Лицо ее было удовлетворенным, еще не схлынуло с него негодование, но все же больше было удовлетворения. И она подробно рассказала, как все было. Там — в учительской, потом — у директора, как она отчитала этого пьяницу Игоря Андреевича — да гнать его, алкоголика, давно пора! Сошелся, вернее, женился на женщине, которой шестьдесят пять лет, а ему сорок пять, и живет с ней. Разве может нормальный мужчина жить со старухой… Вообще много чего узнала в этот вечер Рая об Игоре Андреевиче. И о том, что в войну в плену был, в концлагере, и о том, что там ему на спине звезду вырезали, пытали, и о том, что пьет он много, а в школе жалеют его, не выгоняют, о страшной старухе — его жене — узнала. И до того все это тяжелым грузом навалилось сразу, что Рая в тот же вечер пошла зачем-то в школу. В школе было пусто, уборщица мыла класс. Рая пустым коридором прошла мимо гардероба, учительской, заглянула в свой класс. Все выглядело не так, как обычно, то ли оттого, что пусто было в школе, то ли от неправдоподобной мысли, что вот здесь, в учительской, в классе, ходит, говорит, объясняет презенс, имперфект Игорь Андреевич. Она плакала не стесняясь. Так горько — первый раз в жизни. Никто в пустой школе не мешал.