Читать «Полковник» онлайн - страница 135

Вот Тамара Сергеевна с утра и сидела с мужем в комнате его, лишь стол разделял их. Она вглядывалась в лицо его и ясно видела томление. Такое же, наверное, испытывают теплокровные животные перед землетрясением или другим стихийным бедствием. Когда-то звали мужа ласковым именем — Женя. Женя Чернигов. Было и отчество у него, но поскольку молодым забрала в плен его болезнь, то так без отчества он и остался. А Женей, про себя разумеется, звала иногда его еще Тамара Сергеевна. Так и звала — Женей Черниговым. Про себя. Он сидел напротив и рисовал четвертушки солнца. А Тамара Сергеевна все больше ощущала смуту. Почему-то получалось так, что она нужна обоим, и выхода не было. У нее невольно возникло нехорошее чувство к Жене Чернигову. «Сидишь рисуешь, — думала она с тихим нервным смешком, — бес-чувст-вен-ный… Бесчувственный, бесчувственный, бесчувственный! А с того, другого, сейчас с живого кожу сдирают, как тому-то больно! А ты бесчувственный, бесчувственный, бесчувственный! — И все вглядывалась в вялое, равнодушное лицо перед собою. В ее присутствии Женя Чернигов совершенно успокоился, рисовал, поглядывая в сторону, помаргивая реденькими ресницами, словно небольшие сомнения изредка возникали в нем, как ту или иную линию вести. Порою уж до того спокойно выглядело его лицо, что Тамара Сергеевна невольно ждала: вот-вот спросит он ее про что-нибудь. Но Женя Чернигов не спрашивал, и это успокаивало Тамару Сергеевну. Хорошо было, что он ничего не замечает, при нем и раздеться можно догола — он все равно не заметит, погруженный в свою странную жизнь. Тамара Сергеевна догадывалась как-то, всем существом своим чуяла как-то, что жизнь его по-своему полна, и интересна, и радостна по-своему, и грустна, порой противоречива, как и вообще жизнь всякая. Все это ведь она много лет уже видела на его лице, любые изгибы той непонятной жизни, горести и удовольствия — все тут же отражалось на Женином лице. Он ведь сейчас что дитя — все по лицу видно. И это хоть как-то утешало Тамару Сергеевну. Особенно сегодня. И не так уж сильно ей было жаль его сегодня. Жаль было очень Ивана Федоровича, душа слезами обливалась, и Тамара Сергеевна свирепо шептала: — Он там на части распадается, а ты сидишь тут в четырех стенах, как… законсервированный. Да-да — законсервированный, законсервированный, уж восемь лет законсервированный и… не портишься… — шептала-шипела сквозь зубы. — Тебе-то что?! Была бы я, да? Как добавочное приложение, да?.. Я — добавочное приложение?» — спросила она Женю Чернигова. Женя дорисовывал очередную четвертушку солнца, дорисовал, поглядел, вздохнул и понес прятать в ящик из-под яиц. Тогда Тамара Сергеевна встала и к двери направилась, у двери она оглянулась, ей показалось, что Женя Чернигов как-то среагировал на ее уход. Да, он действительно глядел ей вслед, но когда она вернулась и разложила на столе сразу четыре листа бумаги, он тут же успокоился. Это ему как раз на то время, чтобы ей успеть до клиники добежать, хоть издали одним глазком на Ивана Федоровича глянуть, ах, бедненький! И назад. Выйдя из палаты, она сказала дежурной сестре, что сбегает домой, племянника только покормит и сразу же к мужу вернется.