Читать «Полковник» онлайн - страница 131

Юрий Александрович Тёшкин

— Все ли готово? — не оглядываясь, твердым голосом спросил директор.

— Да, все, — ему отвечали из-за спины, — последний поезд приобщения уходит ночью ровно в три.

— Как с формой?

И с формой оказалось все в порядке, разделены ученые на три группы, в зеленой завтра впереди пойдут.

— Ну хорошо, — слегка изменившимся голосом сказал директор, — мы здесь стоим, а надо нам не отходить бы от экрана. Сейчас решается судьба всех нас. Судьба всего. Наш смысл, в конце концов, реальность наша. Ведь, как ни странно, черт возьми, но лишь с реальностью Эксперимента реальна связь у нас одна. Так будем же всеми силами хотеть… желать ему успеха!

И все с балкона цепочкой вслед за директором вернулись в кабинет. Отдернули черную шторку большого экрана и опять попали в коридор больницы, где уже вторую половину коробка переносил измученный страданиями Иван Федорович. И чем больше вглядывались члены Большого совета в усыпанное крупными каплями пота лицо Ивана Федоровича, тем больше в них крепла уверенность, что не донесет он на этот раз все спички. И согнулся Иван Федорович за то время, что они провели на балконе, заметно больше, и заметнее расплылся, все более теряя первоначальный облик. Нет, решили все, не донесет. И, оставив наблюдателей, которые сегодня были обязаны докладывать через каждые полчаса, члены разъехались по своим неотложным делам, которых у каждого перед завтрашним днем накопилось предостаточно.

* * *

Мэнээс Скачков, низвергнутый из рая, то есть из клиники, то есть из зеленки — хорошо, что не в желтяк, в синюху только! — лежал после обеда на раскладушке и смотрел на жуткий потолок своей комнаты. После высоких больничных потолков, выкрашенных ровно бело, после всего, что испытал мэнээс Скачков, вознесшись столь высоко, каким же отвратительным ему казался свой маленький, свой низенький, изуродованный собственной рукою потолок! Плюнув с омерзением в это страхолюдство над собою, в это надругательство над смыслом, мэнээс Скачков едва увернулся от возвратившегося тут же плевка. Тогда он, тоненько подвывая, встал и пересел к окну, на подоконнике которого лежал праздничный берет — форма, накануне выданная ему, как и всем. Синяя. Да-да, к сожалению, только синяя — синюха. А ведь в руках была уже зеленка! Как же он обмишурился, как же упустил он счастие свое!

Двое рабочих в перепачканных раствором спецовках неторопливо подходили к дому напротив, собирались проводить туда вместо печного паровое отопление. Одного из них, что шел шага на три впереди и беззаботно напевал: «У студентов есть своя планета… эта!..» — мэнээс Скачков узнал — Жорка! Второй, шедший за Жоркой, нес на плече обрезок трубы метра в три и помахивал им в такт Жоркиному пению. Мэнээс Скачков поразился донельзя — в такое время, когда, можно сказать, все решается, — эти продолжают жить, как и прежде, что-то такое напевать, трубой помахивать. Ну-у, люди! Мэнээс Скачков, покачивая головою, почти с восхищением наблюдал за этим Жоркой с напарником.