Читать «Покой» онлайн - страница 285

Ахмед Хамди Танпынар

Сталин совершал свои действия так, что они определяли его облик, взгляд на его портретах.

Во имя идеала, что мир превратится в рай, он нацелил на все человечество оружие, которое в один прекрасный день могло обернуться против него. Он открыто поощряет войну, он готовит условия для нее, он говорит: «Не бойся меня, доверься мне» — это незначительный и, если хотите по правде, в высшей степени милосердный жест. Историки старой школы превознесли бы его до небес. Однако это не что иное, как соучастие в преступлении, пусть оно и совершается ради защиты темного начала; это все напоминает толкание руки с факелом, которая занесена над костром. Если мы обратимся к его логике, то с ее точки зрения он, возможно, даже прав. Но только с ее точки зрения. Между тем в современном мире не должно существовать личного взгляда. Это можно объяснить вам, мне, банковским служащим в Антверпене, трамвайному проводнику в Брюсселе, не знаю, в общем, всем. Но как объяснить это мистику, человеку, который считает себя актером, для которого мир — большая сцена, или тому, для кого кровопролитие является решением всех его проблем. Один такой говорит: «Бог назначил мне свою роль»; другой говорит: «Я происхожу из ядра исторического детерминизма».

Ночь была ясной, и со стены старинного особняка на узкой улочке, куда они вошли, лился цветочный аромат, который проник Мюмтазу в душу с щемящим убийственным чувством, словно сознание, которое вечно гонит все человеческое, будто карающий ангел, который не прощает ни одного преступления, совершенного против собственного темного начала, будто угрызения совести при воспоминании о потерянном счастье, надеждах, напрасных мечтах; словно основной мотив концерта, который он недавно слушал, отчасти повторявший себя в каждой новой вариации, круг за кругом постепенно выделявшийся из собственной полноты, а в конце свернувшийся кольцом в душе человека, как золотой дракон.

Мюмтаз чувствовал себя бесконечно несчастным. Он страдал так, будто совершил все эти преступления сам, и с помощью этой боли, которая не была наказанием за провинность, отчетливее понимал, что человечество было единым, что любой поступок, направленный против этого единства, является большим грехом.

Теперь он не мог думать ни о ком по отдельности: ни о Нуран, ни о брате Ихсане, ни о тетке, ни о Маджиде, ни о книге, которую он собирался написать, — в общем, ни о чем. Сейчас он видел только заголовки газет, которые он прочитал, точнее сказать, непонимающе просмотрел утром. «Английский флот мобилизован»; «Призваны резервисты сухопутных и военно-воздушных сил»; «Германия предъявила Польше ультиматум из шестнадцати пунктов»; «Франция настаивает на своих обязательствах». Да, сейчас он видел все события целиком, сознавая их истинный и глубинный смысл, все эти события были различны, происходили на фоне катастроф и человеческих невзгод.