Читать «Покой» онлайн - страница 222

Суат, опрокинув уже третий по счету стаканчик, смотрел на него:

— Или же безрассудны.

— Нет, прежде всего свободны. Хотя в мусульманских городах всегда существовали рабы, все же прежде всего — свобода. Ведь фикх настаивает на свободе личности.

Но Суат продолжал стоять на своем:

— Восток никогда не был свободным. Им всегда управляли суровые правители, едва ли не анархисты по своеволию. Мы с такой легкостью отказываемся от свободы, что нужен только повод.

— Я говорю об основах нашего общества. На Востоке, в особенности на мусульманском Востоке, общество основано именно на этой идее свободы.

— Ну и что из этого, если от этой свободы так легко отказываются?

— Это совсем другое. Это своего рода воспитание самоотверженности. Мусульманский Восток на протяжении многих столетий привык себя защищать. Вот взять, например, нас. Уже почти два столетия, как мы живем в постоянной необходимости защиты жизни. В таком обществе само собой формируется общественное устройство в виде гарнизонного порядка. Даже если мы потеряли сегодня понятие свободы, причина этого заключается в том, что мы живем как бы в блокаде.

Суат протянул свой стаканчик Мюмтазу:

— Мюмтаз, предоставь мне, пожалуйста, возможность в очередной раз воспользоваться своей свободой. — Голос его звучал нежно, как голосок ребенка. А может быть, это была просто теплота… — Этой свободой, которую предоставил мне всевышний Создатель, после того, как хорошенько связал мне руки… — Он вновь взял свой стаканчик и задумчиво посмотрел на него. Потом поднял голову, словно увидев на дне стаканчика ужасное пророчество, и тут же налил туда воды, словно бы желая уничтожить колдовство. — Вот граница моей свободы… — произнес он. — Однако свобода — это не вся та глупость, о которой мы говорили. Не преуменьшайте! — Затем, словно бы рассердившись на самого себя, он снова поставил стаканчик на стол. — Но зачем же я все это говорю, глядя на то, как вы меня осуждаете? Разве мы все не заняты одним и тем же?

Вмешалась Нуран:

— Тебя никто не осуждает за то, что ты пьешь. Мы здесь собрались развлекаться, и, конечно же, мы будем пить. — С этими словами она подняла перед ним свой стаканчик. Мюмтаз в эту минуту отвернулся, чтобы не встречаться взглядом с Нуран. На самом деле, сам того не желая, он полагал, возможно, под воздействием Суата, а возможно, под воздействием собственного страха, а может быть, просто потому, что никто здесь Суата не любил, что окружили они его именно по этой причине, и уже сейчас поставили его в положение зверя, жертвы, на которого устроили облаву и который опасается за свою жизнь. А на самом деле все это было не чем иным, как попыткой не замечать истинное положение дел.

Казалось, не только здесь, но и во всех четырех концах мира, под светом каждой лампы происходило одно и то же. Сыны Адама вышли недотепами, и поэтому всю историю человечества они были злосчастны. Даже лучшие их намерения оборачивались кучей бессмысленных печальных последствий. Печальные последствия, незначительные печальные последствия… Он вздохнул. «Суат этой ночью непременно что-то устроит. И уже то, что я об этом думаю, готовит сей критический момент. А разве в политике не так же? Усилие — от страха и желания защититься, ответ… Так же, как в музыке… В конце — великолепный финал, похожий на золотой ураган…» Внезапно он удивился, как его мысли перескочили с образа, порожденного османской музыкой, к музыке европейской. «Как странно… У меня два мира. Я совсем как Нуран, у меня два мира и две любви, а я живу между ними. Значит, нет во мне целого! Неужели все мы такие?»