Читать «Покой» онлайн - страница 157

— Что с тобой? — спросил он.

— Ничего. У меня в голове все перемешалось из-за тебя. Сюмбюль Синан, Меркез-эфенди, Маджиде — у каждого свое право на жизнь. Я устала. Теперь я хочу побыть сама собой.

XII

Ловля луфаря подарила им повод насладиться Босфором еще раз, уже ближе к концу сентября. Луфарь, возможно, самое заманчивое развлечение на Босфоре.

Этому развлечению, которое предполагает хорошее освещение, можно предаваться на пространстве от Кабаташа до Телли-табья и от Бейлербейи до Каваклара по обоим берегам пролива, а любители его собираются у притоков, в результате чего на Босфоре, особенно в безлунные ночи, появляются островки огней. Пока остальные виды рыбалки только готовятся открыться, ловля этой рыбы, хоть она и требует дальних поездок, всегда становится увлекательной игрой, в которую играют практически все, кто окружает вас, где бы вы ни были.

Нуран с детских лет обожала эти ночные рыбалки, которые помогали почувствовать, будто ты живешь в каком-то высшем мире: из-за вод, сияющих словно алмазы, завернутые в черный и лиловый бархат; из-за той прозрачной тьмы, которая начиналась там, где заканчивалась вода, а тьма исчезала и где располагался со своим скарбом очередной рыбак; из-за движения волн от проплывшего мимо корабля, из-за небольшого ветра, обдувавшего лицо, из-за отблесков тысяч теней, наполненных огнями. Она любила эти рыбалки за движение, в которое волны, кажется готовые захватить вас и унести, приводили все окружающее их пространство; короче говоря, она любила эти ночные рыбалки за объемные вариации коротких напевов и музыкальных фраз, сложенных исключительно из отблесков, сияния и колебаний света в воде, отчего казалось, что вы стоите во дворце с красочными, блестящими и сверкающими полами.

До замужества и даже в годы раннего детства она часто отправлялась на ночную рыбалку с отцом, который в доме своим единомышленником и другом признавал только Тевфик-бея да свою дочь. Когда она рассказала об этих ночах Мюмтазу, наш герой не упустил возможности, чтобы сделать историю, в которой для него все складывалось так удачно, еще счастливее. А Тевфик-бей был давно готов. Ему уже надоел Кандилли, сестра и даже Фатьма. «Сентябрь я проведу в Канлыдже…» — ворчал он. Так что Нуран чувствовала себя спокойнее от того, что с ними будет их дядя.

Тевфик-бей, едва приехал из особняка в Кандилли в Канлыджу, под предлогом трудности походов по резкому спуску Кандилли после полуночи, а на самом деле лишь для того, чтобы предоставить это неутомительное занятие Нуран, сразу же превратился в Тевфик-бея двадцатилетней давности. Он настолько изменился, что смотрел на окна старых прибрежных вилл, мимо которых они проходили, с таким видом, словно бы говорил: «Интересно, мои старые любимые друзья так же помолодели, как и я?» Ведь двадцать лет назад Тевфик-бей подолгу не выходил из моды, совсем как уютные босфорские местечки Бебеккойю и Гёксу. Когда под вечер или среди ночи из лодки доносился его голос, то окна старых прибрежных ялы безмолвно отворялись, разноцветные пугливые тени высовывались в пустоту над водой, из глубины комнат раздавались леденящие душу вздохи, полные любовной тоски, а в воду из дрожащих пальцев, поправленных причесок и платьев падали цветы. Говорили, что каждая доносившаяся из окон песня была своего рода зашифрованным любовным посланием, ясным паролем между Тевфик-беем и этими женщинами, открывавшими окна и поправлявшими свои прически как раз в тот час, когда мимо должна была проплыть лодка, и женщины при этом становились настолько нерадивы, что роняли цветок, который держали в руках или который был прикреплен к одежде, прямо в эту лодку или рядом с ней, или теряли сознание от музыки, а на следующий день одна из них непременно либо шла к портнихе, либо вдруг чувствовала необходимость увидеть старинную подругу, кормилицу или бывшую служанку, либо же какая-то из садовых калиток ялы в одну из последующих ночей оставалась открытой рукой верной служанки или компаньонки, ожидавшей у ограды.