Читать «Зоркое око» онлайн - страница 248

Б. Лавренев

Молчаливый дальневосточник лейтенант Сивай и лейтенант Колпаков только вдвоем ушли после трехдневного боя. Тринадцать разведчиков один за другим погибли в горах, давая возможность пройти двоим. Бойцы умирали, чтобы спасти всю операцию: командиры несли неоценимые документы.

Добраться нужно было как можно скорей, и единственный путь лежал через горный скат, занятый теперь неприятелем. Каждый камень и выступ скалы был превращен в засаду, на каждом утесе гнездилась пулеметная точка.

Была тропа внизу, в долине, но чтобы по ней выйти к своим, потребовалось бы две недели. . Путь, по которому можно еще спастись. .

Колпаков шел сзади, утомленно и беспокойно вглядываясь в гранитные отроги, часто отступая за камни, если дымки впереди становились гуще. Несколько раз он готов был крикнуть Сиваю, по-прежнему осторожно шагавшему под прикрытием скал. Лейтенанту казалось, что Сивай движется чересчур открыто и что все дальнейшее продвижение ненужно, бессмысленно.

«Все равно опоздаем. . – думал он с горечью и ожесточенно дергал ременный повод собаки, когда та останавливалась у выступа. – Пропадем, как псы. .» Но он больше не пробовал заговорить с товарищем, тяжело брел по наметам и молчал.

Каменистые надолбы скоро кончились. Впереди простиралось голое, обдутое ветром плато, а за ним укрытые снегом бугры хребта. Дымки по всему кряжу указывали расположение вражеских блиндажей. Дальше идти нельзя.

Приближался вечер. Мутное небо становилось темнее, медленно тускнел снег. Из фиорда внизу потянул ветер, взвихрил верхушки сугробов, зашелестела в расщелинах сухая трава. Мороз увеличивался, на воротниках курток нарастали сосульки, побелела и курчавилась шерсть собаки. Пес останавливался чаще, поднимал одно ухо, тревожно вслушивался в шорохи между скалами. Потом нюхал воздух и долго стоял на месте. Близость жилья волновала его.

А на перевале было все так же безлюдно и тихо, никакого движения не замечалось среди снегов. Только дым стал темнее и выше, несколько раз прочертили сумерки искры костров. В землянках готовились к ночи, топили печурки, не жалея вереска.

Сивай дошел до последнего выступа. От усталости и напряжения немели ноги, ныло контуженное взрывом снаряда плечо. Хотелось опуститься на камень, закрыть глаза, ни о чем не думать. Лишь бы уйти от этой ненавистной тишины, от неустанных, не дающих покоя мыслей.

Усилием воли он заставил себя встряхнуться, выпрямился, достал бинокль, медленно, с большим трудом навел стекла на вражеские бугры. Все было спокойно. Цепь укреплений тянулась по всему хребту, и пройти между огневыми точками не смогла бы и рысь. Колпаков прав. Здесь, пожалуй, дорога кончилась.

Колпаков понял состояние Сивая. Не говоря ни слова, не глядя в сторону дымовых столбов, он двинулся в углубление за утесом, притоптал снег и, потянув к себе пса, решительно уселся в затишном месте. Наступала ночь, нужно было переждать до утра. А затем придется вернуться обратно. От возмущения он даже не сорвал травы, чтобы устлать дно выемки, и только молча посторонился, когда товарищ принес охапку вереска и мерзлого, пересохшего мха.