Читать «Услышанные молитвы. Вспоминая Рождество» онлайн - страница 62

Часть вторая. Кейт Макклауд

«Может, я и паршивая овца, но копыта у меня золотые».

П. Б. Джонс, написано в подпитии

На этой неделе моя благочестивая работодательница, мисс Виктория Селф, семь раз за три дня отправляла меня на «свидания» – сколько бы я ни ссылался на всевозможные хвори – от бронхита до гонореи. А теперь она задумала снять меня в порнушке («П.Б., дорогой мой, это будет первоклассная картина! Даже со сценарием. Могу выбить для тебя хороший гонорар – двести долларов в день»). Нет, я не хочу этим заниматься – по крайней мере сейчас.

Словом, вчера вечером кровь у меня так взыграла, что уснуть я не смог, а лежать в келье священного общежития молодых христиан, слушая, как мои братья во Христе пердят и стонут во сне от ночных кошмаров, было просто невыносимо.

Я решил прогуляться до Западной Сорок второй улицы – это недалеко отсюда, – и посмотреть там фильм в каком-нибудь круглосуточном, пропахшем аммиаком кинематографе. Из дома я вышел после часу ночи, и путь мой лежал через девять кварталов Восьмой авеню. Проститутки, черные, пуэрториканцы, несколько белых, словом, все пласты разношерстного уличного общества – разодетые в пух и прах сутенеры-латиносы (на одном была белая норковая шляпа и бриллиантовый браслет), героиновые наркоманы в отключке, мальчики по вызову, самые назойливые из которых – цыганята, пуэрториканцы и сбежавшие из дому деревенщины лет четырнадцати-пятнадцати («Мистер! Десять долларов! Возьмите меня домой и трахайте хоть всю ночь!») – кружили по тротуарам, точно стервятники над скотобойней. Изредка откуда-то возникала полицейская машина, но тем, кто в салоне, не было дела до происходящего, они все это видели сотни раз, и зрелище давно набило им оскомину.

Я миновал зону погрузки, потом бар «Си-энд-Эм» на пересечении Сороковой и Восьмой авеню и наткнулся на толпу воющих и улюлюкающих шакалов в черных косухах и шлемах, сгрудившихся вокруг парня в таком же обмундировании, как у них: он забился в угол между бордюром и проезжей частью и не подавал признаков жизни, а его приятели, коллеги, мучители, называйте как хотите, дружно и обильно поливали его мочой. Прохожие ничего не замечали; то есть замечали, но лишь на долю секунды сбавляли ход и тут же устремлялись дальше – все, кроме стайки негодующих проституток (среди них были и черные, и белые, половина – трансвеститы). Они остановились, начали осыпать ссущих хулиганов проклятиями («Хорош! А ну хватит! Педовки! Грязные педовки!») и бить их сумочками. Тогда отморозки в косухах, гогоча, направили струи на них, а «девочки» в обтягивающих штанах и сюрреалистичных париках (чернично-голубых, клубнично-красных, ванильных, кучеряво-золотых) кинулись бежать, попердывая и громко, не без удовольствия вопя: «Гомики! Пидарасы! Грязные подлые педовки!»