Читать «Расположение в домах и деревьях» онлайн - страница 13

– Пойдёмте… – рассеянно, мило, скромно, с корзиной плетёной, подол муслинового платья оправив. Стерва. – Пойдёмте, и скорее. Мне потом надо позвонить в консульство, а потом, Господи, ещё в ОВИР, к маме заехать, телеграмму тёте дать. Сколько дел! А вы, шалопаи, представления не имеете, что такое дела. Говорят, там все что-то делают…

Они пошли. Я сзади пошёл. Постепенно терял их из виду. Последнее, что до меня донеслось, были слова Амбражевича:

– Вер… зайди ко мне, ну, конечно… да? Он покупает? Надо, чтоб покупал… он Ермакова купил? Нет?.. Странно… Вера… с утра, до одиннадцати, всегда у себя.

Я ускорил шаг.

– Нет, он не такой, каким ты его представляешь – услышал я. – Ты думаешь, что он толстый потный старик, изнемогающий от похоти, с жёлтыми прокуренными усами? Глупый, он не такой, совсем не такой. Молодой, худющий… Знаешь, есть люди, напоминающие пернатых, но не птиц. Понимаешь, он не совсем птица, но многое такое… Недавно окончил Гарвард, а это не шутка. У них вся семья заканчивала Гарвард. У него мама в штате Цинциннати. Он ещё и по-русски толком не говорит, а ты – Ермакова купил?

– Какая мама? Какой язык? – издалека всполошился Амбражевич. – Живопись не требует знания языка. Тут цвет, если хочешь, архетип, наконец, вера… творчество это молитва… судьба… и… слияние…

Их затёрла тётка с корзиной огурцов. Тётка надвигалась на меня двуполым божеством полудня.

И тут, в Петропавловской крепости, как раз ударила пушка. Был полдень.

Голуби попадали с крыш, две тени сомкнулись в одну. Взревели старухи на детских площадках, удерживая смеющихся чад. Солнце вонзилось в середину цифирного круга, разбрасывая в стороны фарфоровые фигурки часов.

6

Мимо Михайловского сада я шёл, спустя час, мимо замка, огибая цирк. Ноги саднило от ходьбы, но счастливая пелена заволокла глаза. Дома и крыши, прохожие, небо, грязная вода в канале отделились рыхлым тестом жары.

Размеренность пространства, в котором передвигалось моё тело, сулила покой, однако в великолепный сомнамбулический речитатив движения просочилось несколько искажённо-страстных ноток боли. С изумлением поднял я к глазам руку. Она была цела, ни единой капли крови не показалось на ней. Я наклонился. Между ремешками сандалии на правой ноге застрял камешек. Но не он был причиной беспокойства.

Всё вместе: и отсутствие видимых причин, и само ощущение тревоги, и, возможно, боль, мелькнувшая в теле, подобно мысли, – удручило меня и в который раз повело по отупляющему пути привычного. Утром болело сердце, а ночью снилось, что болит сердце… Я проснулся, кто-то стучал в дверь, и я открыл. Откуда боль? Ходит, шляется где-то под окнами, а не успеваешь глазом моргнуть – тут как тут.

Очевидные истины меня всегда пугали. Я избегал их с упорством умалишённого, не находя в себе достаточно сил принимать такими, какими они были. Я готов был повторять сто тысяч раз известное до дыр, лишь бы его смысл миновал меня. Мог болеть зуб. С таким же успехом могло ныть сердце.

Наверное, мне иногда хотелось выглядеть со стороны человеком, пережившим большое потрясение – так нищий мечтает не о куске хлеба, не о крове, а о миллионных состояниях.