Читать «Конан и день льва» онлайн - страница 19
Валерий Фёдорович Евтушенко
Казнь была назначена на полдень, но уже с самого утра площадь стала заполняться народом, жаждущим лицезреть, как голова знаменитого Амры, наводившего в свое время ужас на прибрежные города Зингары и Аргоса, слетит с плеч. Как водится, в толпе шныряли карманники и уже не один законопослушный отец семейства остался без кошелька. В такие дни для воров было настоящее раздолье и многие из них в душе воздавали хвалу не только Белу, но и Амре, благодаря которому они собирают такую обильную поживу. В передних рядах у самого эшафота молча стояли шесть человек в темных плащах с капюшонами, надвинутыми на самые глаза. Казалось, они не обращали внимание на толпящихся вокруг людей, а просто чего-то ждали.
Между тем, уже появился отряд королевских гвардейцев, которые окружили эшафот и оттеснили от него толпу. Четверо из них с арбалетами в руках стали в углах помоста. Часть конных гвардейцев выстроились у ступеней, образовав проход, по которому должны будут подняться на эшафот главные действующие лица предстоящего спектакля: прокурор, судья, палач и, естественно, сам осужденный. Но самый главный и необходимы атрибут — огромный топор с блестящим отточенным лезвием уже лежал рядом с плахой.
Наконец раздалась барабанная дробь и сквозь образованный гвардейцами коридор к эшафоту подошли прокурор, судья и палач. Конан шел позади под конвоем стражников, но руки его были свободными. Киммерийца подвели к плахе и оставили наедине с палачом, лицо которого закрывал красный колпак с прорезью для глаз.
Сердце Белез сжалось от горя, когда она увидела великана — киммерийца. За месяц пребывания в тюрьме он немного осунулся, но в общем был бодр и держался уверенно. Он окинул толпу, собравшуюся посмотреть на его казнь полупрезрительным взглядом своих синих глаз, затем перевел его на окна дома напротив. Белез показалось, что он даже различил ее в окне и послал ей прощальную улыбку.
В это время судья, бубнивший какой-то текст по бумажке, умолк и, выполнив формальности, они с прокурором спустились вниз со ступеней. Вновь раздалась барабанная дробь и Конан, еще раз окинув взглядом толпу, опустился на колени, положив голову на плаху. Палач поднял свой огромный топор и занес его над головой.
— Просперо! Как же так?! — выкрикнула Белез, почувствовав, как ужас сковал ее сердце. В глазах ее все помутилось, поэтому она не увидела, как внезапно палач с занесенным топором провалился в открывшийся в помосте люк. Несколько секунд спустя из образовавшегося отверстия выскочил Просперо с двумя мечами в руках. Один из них он бросил успевшему уже подняться с колен киммерийцу, глаза которого сверкнули яростным блеском, когда он внезапно почувствовал аромат свободы, вторым мечом он ударил по руке арбалетчика, который уже поднимал свое смертоносное оружие. Одновременно в воздухе пропели три стрелы, пущенные с крыши дома напротив, без промаха поразив предплечья троих оставшихся арбалетчиков. Выроненные из рук арбалеты глухо ударились о доски помоста, и тогда шесть человек в плащах с капюшонами, стоявшие у помоста, метнули в толпу и на помост какие-то шары, из которых вырвалось облако дыма. Обнажив мечи, шестеро наемников растолкали толпу, образовав коридор для Просперо и Конана, которые пробежали по нему к углу дома, из которого за всем произошедшим наблюдала изумленная Белез. Глаза девушки радостно блестели от нахлынувшего счастья, ведь дорогой ей человек обрел свободу, причем в тот момент, когда она уже была уверена в его гибели! Минуту спустя из-за угла дома появилась несущаяся во весь опор карета, направившаяся к южным воротам. Опомнившиеся конные гвардейцы, стоявшие у эшафота, ринулись за ней в погоню. На площади творилось что-то неописуемые. Народ, чихая и кашляя от дыма, разбегался во все стороны, все кричали и толкали друг друга в образовавшейся давке. Горе было тому, кто не удержался на ногах и упал — по нему бежали остальные, топча его ногами.