Читать «Божья отметина: Мать» онлайн

Женщина смотрится в зеркало. Что может быть естественней! Но чьими глазами женщина себя видит? Долгие века она смотрела на себя глазами мужчины. Но однажды женщина спросила волшебное стекло: «Я ль на свете всех милее?» Может быть, это был первый взгляд на себя собственными глазами. Зеркало времени и река истории сильно изменили отражение женского лица.

Какие они, женщины России? Знают ли они себя? Нравятся ли себе, глядя в зеркало сегодняшнего дня, такое пристрастное и обманчивое? Не забыли в битве за личное воплощение о чем-то важном и сокровенном? Умеют ли так же, как прежде, беззаветно любить и жертвовать или сожгли все мосты в прошлое? Одержали победу над участью вечно ждущих, и если да, то какова цена этой победы? Не погас ли очаг, который женщинам было поручено хранить, или, наоборот, горит так же ровно и надежно, несмотря на пронзительный ветер перемен?

Ариадна Борисова

Божья отметина

Мария была русская, Хаим — литовский еврей, бывший служащий крупного акционерного общества. Последнее обстоятельство послужило официальной причиной высылки молодой четы на полуостров, торчащий из моря Лаптевых широким голым коленом.

После пяти лет нечеловеческих страданий в рыболовецком аду, когда общесоюзные усилия, наконец, укатали войну в то место, откуда она произошла, бездетной семье Готлиб разрешили переселиться в поселок, находящийся ближе к центру северной автономной республики, где работу для спецпоселенцев определили на кирпичном заводе. Жили уже не в мороженой юрте с железной печуркой-барабаном, а в относительно теплой угловой комнате барака с настоящей кирпичной печью и роскошью застекленного окна. Голод еще оставался, но уже не такой страшный, как в первые годы депортации. Отошли в прошлое запах гниющих рыбных кишок, штормовые ветра и полярная ночь. Они решились на ребенка.

Беременность в надорванном цингой и стужей теле Марии протекала тяжело, но плод зацепился крепко — гены были здоровые, закаленные в разумной иудейской пластичности и дерзком славянском упрямстве.

Когда до родов оставалось несколько дней, муж, романтически влюбленный в произведения немецкого композитора, предложил назвать ребенка оперным именем, взлелеянным кельтской легендой, если родится мальчик — Тристаном, если девочка — Изольдой.

— Вопреки всему! — рассердилась Мария.

Так оно и было — вопреки лютой ненависти ко всем немцам в частности и вкупе, будь то хоть Вагнер, хоть Дюрер с Гёте. Но Хаим Готлиб отличался хладнокровием, стоявшим выше антагонизма времен и народов, превосходящим даже национальную опасливость, вбуравленную в плоть и кровь. Только благодаря бесподобной способности отстраняться разумом от происходящего, его тело примирялось с бесконечной усталостью, а сознание не унижала враждебность к народу-угнетателю — ни к внешнему, ни к отечественному. Он очень хорошо понимал, что сами народы тут совсем ни при чем.