Читать «Еврейские литературные сказки» онлайн - страница 70

Ицхок-Лейбуш Перец

В комнате не было ничего: ни людей, ни утвари, только посередине и по стенам стояли несколько столиков со скамьями, прибранные и приготовленные, и пустые, и по-кабацки освещенные, и ждали чьего-то прихода и прибытия. Сели мы за столик, и чуть только бес постучал по нему, явился слуга — тихий, радушный, явился и готов был прислуживать, подошел он к бесу и встал рядом со скамьей. С почтением и как у прислуги принято, склонился, стал перед бесом, глядя ему в рот, ожидая слова его и приказа.

— Вина! — сказал ему бес.

И слуги не стало.

Несколько минут, и слуга вернулся с бутылками и стаканами, поставил их на наш столик, все тщательно и аккуратно накрыл, а сам, как оно и должно быть, отошел в сторону и уважительно, с почтением стал ждать от нас новых пожеланий и приказов.

Взял бес одну из бутылок, стоявших на столике, сперва человеку налил в его стакан, потом мне, в мой стакан, и, наконец, свой собственный стакан наполнив, поднял его сперва передо мной, потом перед тем человеком, потом к своим глазам поднес и без лишних слов повелел:

— Пьем!

И человек не отказался.

Во второй раз наполнил бес стаканы — и человек подчинился.

А когда тот человек в третий раз опорожнил свой стакан, стало видно, что он какой-то другой стал, переменился, что-то новое проступило у него в лице, чего не было прежде, стал он будто смиреннее, мягче, будто наградили и одарили его, обо всем, что случилось, позабыл, все простил, встал он со своей скамьи, подошел к бесу, и руку ему на плечо положил, и, задорно его по плечу хлопнув, сказал так:

— Ай, бесы, не так уж оно и худо, бесы!

— Что не худо? — переспросил бес, улыбаясь.

— Да бесом быть, — ответил ему человек.

— Может, поменяемся?

— Ох! — обрадовался тот человек и согласился, — за честь почту, я готов, сразу, хоть сейчас.

Бесу только этого и надо было, и вот, чуть он это услышал, сразу же вскочил со своей скамьи, подошел к человеку, ни слова не говоря, быстро снял с себя шкуру и рога и надел их на человека, потом еще быстрее снял свои копыта, стащил с человека сапоги и с ним поменялся: себе сапоги, а ему копыта обул, и стал уже сам себя подгонять, и так, торопясь, пока одевал человека — все, что от беса, и всю силу бесовскую ему передал, и все это с заговорами и заклятьями, с приговорами и с нашептываниями: дескать, чтобы делал он, что хочет, чтобы делал он, что может, и чтобы все у него спорилось…

Закончив переодевание, бес оттолкнул от себя человека, потому что хотел оглядеть его со стороны, сам от него отступил, встал перед ним, смерил его взглядом с головы до ног, проворно и с усмешкой оглядел, и, так его оглядывая, будто радовался и веселился, веселился и наслаждался: так-так, хорошо и славно, славно и хорошо, вылитый я, вылитый ты, вылитые мы оба…

— А теперь, человече, веселись!

И подал знак, и подмигнул слуге, и слуга распахнул двери в зал, а зал был огромный, страшный, пахло в нем кабацким запустением и пустотой, из него и еще откуда-то бил свет, зал был светлый, освещенный, светлый, большой зал, пустой, одни голые стены в нем.