Читать «Тореадоры из Васюковки» онлайн - страница 12

Всеволод Зиновьевич Нестайко

— Айда.

Мы не стали терять время и через какую-то минуту уже сидели в густых ветках ореха и вглядывались через окно в хату Кнышей. В хате было темновато, и мы не сразу разобрали, что там происходит. Наконец увидели, что Кныш и Кнышиха сидят за столом с ложками в руках и что-то едят. Мы хорошенько присмотрелись и удивлённо глянули друг на друга. Кныши ели… торт. Обыкновенный бисквитный торт с кремовыми и шоколадными розами и вензелями. Ели торт ложками, как кашу.

— Ну всё, продал! — неожиданно прошептал Ява.

— Что продал? — не понял я.

— Родину продал, иуда! Раз торты ложками уминают, значит всё! — Ява сказал так решительно и убеждённо, словно торт был неоспоримым доказательством Кнышовой измены.

Мы были так взволнованы, что даже не заметили, как Кныш вышел из хаты. Увидели его лишь тогда, когда он уже стоял на крыльце и скручивал цигарку. От неожиданности я вздрогнул, и ветка подо мной треснула. Кныш заметил нас.

— А вы что тут делаете?! Ах вы ворюги! Ах вы щенята! По чужим деревьям лазите, стервецы! Вот я вас сейчас! Я вам ноги из штанов повыдёргиваю за такое дело! А ну слазьте, злодюги!

Он стоял под деревом и так размахивал руками, что казалось, от этого поднялся ветер. Слезть — это означало верную гибель. И мы стали карабкаться вверх.

Кныш продолжал бушевать внизу.

— Дядя, детей любить надо, — вдруг жалобно сказал Ява.

— Да-да, нас надо любить, — поддакнул я, со страхом прислушиваясь, как трещит подо мною ветка.

— Все советские люди любят детей, — продолжал Ява. — Об этом и учительница говорила, и во всех газетах написано.

Кныш совсем рассвирепел:

— Я вас полюблю! Я вас так полюблю, что опухнете! Вы разве дети? Бандиты вы, а не дети! Убивать надо таких детей!

И тогда Ява сказал:

— Дядя, а вы знаете, мы вас в Киеве видели. Как вы в парке с каким-то дядей торговались…

И Кныш вдруг умолк. Сразу. Так, как будто бы выключили радио. Потом что-то такое невнятно пробурчал, что мы и не разобрали, и снова умолк. Вид у него был обалделый.

Кнышиха, которая на крики своего мужа вышла из хаты и стояла на крыльце, тоже какое-то время смотрела растерянно. А потом набросилась на Кныша:

— Ну, чего ты прицепился к детям? Чего? Ишь как напугались, бедняжечки, лица на них нет…

— Да я разве что? — уже совсем другим тоном забормотал Кныш. — Я разве бить, я только постращать хотел, чтоб по деревьям не лазили.

— Не бойтесь, мальчики. Слазьте и идите себе, идите, идите, — ласково проговорила Кнышиха.

Нас не надо было долго упрашивать. Вмиг мы слезли с ореха, прошмыгнули мимо Кнышей и выскочили на улицу.

— Ну, что ты скажешь? — спросил Ява.

Ты смотри! Как он перепугался, когда ты сказал! Умолк, словно язык проглотил. Значит, дело серьёзное.

— А я тебе что говорил!

— И Кнышиха сразу как всё перекрутила, чтоб замять… От змеюка!

— Короче, за ними надо следить — это факт! Надо их разоблачить! Во что бы то ни стало, любой ценой! Не жалея сил! Надо теперь всю жизнь посвятить этому!

Впрочем, полностью посвятить себя разоблачению Кныша мы сейчас, к сожалению, не могли. Через два часа в школу (мы учимся во второй смене), а за уроки мы ещё не садились.