Читать «Над океаном» онлайн - страница 27

Владимир Анатольевич Смирнов

За кораблем, тускло-призрачно светящимся в темноте противоожоговой окраской, появилось трепещущее голубое свечение; тонкое пение сопротивляющихся натиску ветра стекол СКП исчезло, растворилось в нарастающем низком громе и гуле; затрясся под ногами пол; снег летел и летел над землей, бился в окна, бесконечными струями змеясь, обтекал самолет, и во всем мире, погруженном в ночь и свист, были сейчас только этот снег и этот самолет; вот бомбардировщик, несуразно игриво мигая огнями, в ревущей ночи, двинулся вперед — и пошел, покатился, быстро ускоряя движение; вот он уже несется, опираясь на слепящее, как вольтова дуга, пламя, хлещущее из сопел турбин; пламя разгоняет его меж двух неподвижных огней полосы, и он уходит в черно-белую, вертящуюся, иссеченную прожекторами круговерть, растворяясь в белых вихрях взметенного пространства; дрожащее сияние удаляется в стремительно падающем грохоте — и вот оно поплыло вверх, в низко нависшую ночь; его еще видно, но лишь едва, оно расплывается — и вот все, кончилось; снег, снег, один снег во всем черном мире, заснеженном, простреленном сквозными воющими ветрами.

— «Барьер», я Девять шестнадцатый, взлет произвел, на борту порядок, иду по схеме.

— Я Семь тринадцатый! — ожил динамик. — Эшелон тысяча двести. Подход?

— Вот и он, — сказал Катюков и поглядел снизу вверх через плечо на Ионычева. Дверь распахнулась, впуская вернувшихся техников. В тесное помещение с волной холода ворвался гул и грохот аэродрома. — Переживаешь?

Ионычев не ответил, напряженно слушая динамик.

— Я «Барьер-подход», Семь тринадцатого вижу, — ответил голос оператора наведения и торопливо добавил: — Тринадцатый! Доверните влево десять, отставить, пятнадцать влево!

— Понял, — так же торопливо, излишне торопливо отозвался первый голос. — Понял, выполняю влево пятнадцать.

Ионычев пошевелил губами — то ли выругался, то ли что-то кому-то сказал.

— Ты чего? — насторожился Катюков.

Ионычев смотрел в ту сторону, где сейчас летел, снижаясь, в метельных злых вихрях самолет командира полка. Ионычев не мог ошибиться — слишком хорошо он знал голос своего командира.

— Я Семь тринадцатый, дальность сто, эшелон тысяча, условия подхода?

Да, он не ошибся. В эфире звучал голос лейтенанта — значит, лейтенант и сажал машину. Неужели Царев пойдет на такое?! Или он только доверит парню подход, а сажать будет сам? Конечно, «в случае чего» Царев подправит, поможет, но всегда ли можно успеть подправить? Ионычева пробрало ознобом, он оглянулся — нет, дверь закрыта. До него донесся негромкий смех техника.

— Пр-рекратить посторонние разговоры! — почти закричал он. Его перебил динамик:

— Я «Барьер-подход», курс посадки двести десять, снижение по схеме «Три», ветер девяносто пять градусов, как понял?.. Семь тринадцатый, довернуть вправо десять! Десять! Десять вправо! — Динамик почти кричал. — Задержать, уменьшить скорость снижения!

Ионычев, не сдержавшись, сквозь зубы выругался и бросил изумленно обернувшемуся Катюкову:

— Ты что, не слышишь? Савченко сажает!

Катюков пару секунд, задрав брови и вывернув голову, глядел ошарашенно снизу вверх на комэска, передернул плечами и рывком отвернулся к пульту; Ионычев вдруг остро пожалел его — через какую-то минуту вся тяжесть этой посадки ляжет на плечи Катюкова. Но Царев-то, Царев! Что ж он творит?!