Читать «Троицкие сидельцы» онлайн - страница 8

— Не смейся. Я говорю, видать, народ еще не ожесточился, войну с тушинцами да иноземцами всерьез не принимает.

Но Степа поддержал Афоню:

— А ты думал, раз война, так есть-пить да смеяться людям закажешь? Как бы не так. Наоборот, люди жаднее делаются до веселья. А как же? Веселый легче смерть встретит, ежели случится. А по тебе, так надо плакать да вздыхать?

Они еще немного поспорили и пошли на Красную площадь потолкаться по торговым рядам.

Между Варваркой и Ильинкой возвышались Гостиные дворы, а дальше, между Ильинкой и Никольской, — крепкие ряды каменных сводчатых лавок, напоминавших небольшие крепости с железными решетками на тесных оконцах. Построены они по указу царя Федора Ивановича после великого пожара Москвы в 1591 году. Сто двадцать рядов! И повсюду еще множество меньших по размерам полулавок и четвертьлавок.

В торговых рядах слышался разноголосый говор многотысячной толпы. Вот он, знаменитый Пожар — Красная площадь!

Расхваливали свой товар кожевники, суконники, скорняжники, благообразные иконники, сермяжники, столешники, подкладники, сарафанники, свитники, рукавишники, чулочники, колпашники, кузнецы, оловянники, сабельники, медники, жестяники, котельники, замочники, игольники, латные и бранные мастера… А вместе с этим ором по лавкам перебегали слухи, обрастая подробностями, нелепостями, вымыслом.

— Сказывают, будто на подмогу самозванцу идет воевода самого короля Сигизмунда. Его Яном Сапегою зовут. И будто войск у него видимо-невидимо, и идут они все закованные в бронь, и будто не берет их ни меч, ни пуля, а стрела и подавно.

— А Маринка Мнишкова к новому самозванцу — к Матюше Веревкину, приехала и назвала его мужем, а себя женой!

— …И убили его в городе в Каргополе. Сперва очи ему светлые иглами железными проткнули, а после в прорубь, в воду ледяную столкнули сокола нашего ясного, Ивана Исаевича Болотникова…

— …Каждый день, каждый день! На Николу одного убили, ну прямо возле моего крыльца! Крови натекло, страсть! Будто быка зарезали. Уж меня таскали, таскали и в Земский приказ, и в Разбойный, не чаял живым выйти, еле ноги унес, все деньги отдал до копеечки волокитчикам, вот хочешь верь, хочешь не верь, а три рубля без малого выкинул! Каково?

Испуганный крик взвился над толпой.

Миша успел разглядеть вооруженных стражников, преследующих мужика, убегавшего во все лопатки в узкий переулочек.

— Гляди, это же Ванька! — вскрикнул он. — Ванька Голый!

В тот же миг Ванька пропал из виду.

IV

Когда Ваньку Голого пригнали на Земский двор, что на Красной площади, там никого из дьяков и приказных не оказалось.

Его втолкнули в подвал городского судилища. Он огляделся, сел на утоптанный земляной пол, прислонился спиной к стене, упрятал в подтянутые колени свою горемычную голову, замер.

— Что, голубь, в сети железные уловили, так и закручинился? — прошелестел вкрадчивый голос в темнице.

Ванька поднял голову. Сводчатый нависший потолок подвала удерживался каменными толстыми столбами. Под потолком два махоньких узких оконца, заделанные железной решеткой. На полу сидели люди, притулившиеся к стенам, изредка возникал ленивый разговор. На Ваньку никто не обратил внимания, кроме старика горбуна, который встал и уселся рядом с ним.