Читать «Троицкие сидельцы» онлайн - страница 76

Григорию, конечно, пригрозили карами небесными, а также земными, сказали, что лишат монашеского чина, а он в ответ говорил, что и сам уйдет из монастыря, из этого, как он съязвил, «гроба для живой души».

Не удивительно, что Гриша Брюшин сразу сблизился с Афоней Дмитриевым, бывшим безместным попом. Оба порывистые, несдержанные, острые на язык, ненавидевшие церковное и монашеское лицемерие, они и внешне немного были схожи: небольшого роста, худощавые, тонколицые.

Холодно в избе и скучно. Гаранька давно бы убежал: куда веселей походить по крепости, заглянуть в кузню, в поварню к деду Макару, да Янек сегодня какой-то вялый. Все не хочу да не хочу. Он тронул его за руку. Рука оказалась необычно горячей, вялой. Янек сидел, уткнув голову в колени.

— Ты чего? — спросил Гаранька.

Янек потрогал голову:

— Болит, гораздо болит, и рот! Плохо! — Он с трудом поднялся, вышел. Его стало тошнить.

Гаранька побежал за лекарем.

Старый, бородатый лекарь внимательно осмотрел Янека, велел ему открыть рот, недовольно покачал головой, увидев сильно распухшие десны, покрытые белыми язвами.

— Заболел отрок, — сказал он. — Сколько людей болеет от тесноты, гнилой воды и скудной пищи! Многие сотни.

Он вынул фляжку с хлебной водкой, смочил тряпицу и стал натирать десны стонущему Янеку, приговаривая, чтобы терпел. Потом потер луковицу на терке, отжал сок над чашкой и дал выпить. Отжатой кашицей снова долго натирал десны. Из небольшого кувшинчика налил в чашку горьчайший полынный отвар и дал выпить.

После этого лекарь велел его чаще поить горячей водой с малиновым вареньем, если оно найдется, два раза в день — настоем полыни и натирать десны тертым луком. И оставил одну луковицу.

По указанию воевод лук давали только больным и больше никому.

Ночью, когда Янек начинал стонать, Гаранька просыпался, нащупывал рукой в темноте чашку, давал ему пить, заботливо поправлял на нем дерюжное одеяло и овчинную шубу. К утру Янек забылся тяжелым беспокойным сном. Заснул и Гаранька.

Разбудил его жалобный стон Янека. Гаранька с трудом поднялся на лежанке, шуба сползла ему на колени. На лавке около его друга сидел с хмурым, озабоченным лицом Ванька Голый.

— Полегче ему не стало? — спросил с надеждой Гаранька.

— Вроде бы легчает, — ответил неопределенно Иван. — Луку бы достать или чесноку, быстро бы его вылечили.

Но лука и чеснока в крепости не было. Зимние запасы кончились. В поварне у деда Макария удалось выпросить еще две маленькие луковки. Их хватило на день. А потом Янеку опять стало хуже. Он не мог ничего есть, и его только поили водой и полынным отваром. Гаранька привел из поварни пленного поляка, чтобы присматривал за Янеком.

На следующий день Гаранька снова отправился в поварню, но вернулся ни с чем. И тогда, глядя на мучившегося Янека, решил, что надо ему идти на луковый огород. Он взял небольшую железную лопатку, мешочек и, сказав пленному, что уйдет ненадолго, вышел из избы.

У ворот Погребной башни Гараньку остановил стражник. После долгих уговоров он неохотно согласился пропустить паренька на луковый огород. Выскользнув из ворот, Гаранька пробежал через Пивной двор, который тянулся снаружи вдоль крепостной стены и был обнесен высоким дубовым забором, проломанным во многих местах ядрами. Он пролез через пролом и, пригибаясь, шлепая лаптями по вязкой влажной земле, побежал к Глиняному оврагу, где находился луковый огород. С этого огорода лук и чеснок убирали в спешке, опасаясь нападения лисовчиков, и Гаранька надеялся, что не всё убрали. Он торопливо копал землю лопатой, разбивал комки, опасливо поглядывал по сторонам. До оврага — рукой подать, а за ним — лагерь Сапеги. Отсюда в нем видно людей, да и они небось заметили его, еще хорошо, что не стреляют.