Читать «Балтийская сага» онлайн - страница 476
Евгений Львович Войскунский
— Помню. Огромный гобелен с рыцарями.
— Да. Фотограф просил Люсю продать его. На фоне рыцарей хотел снимать клиентов, наверное. Люся не отдала. Отправка гобелена — свертывание, упаковка, погрузка — стоила так дорого, что… Люся предпоследними словами ругалась: чуть ли не половину суммы, полученной за квартиру, сожрал гобелен.
Умолкнувшая машина снова взвыла там — в бывшей квартире Ивана Теодоровича Регеля, кораблестроителя… в нашем плещеевском гнезде, в котором я появился на свет… где так хорошо мы жили когда-то… где стены помнят, как в блокадном мороке угасала мама… и как, больной и униженный, вернулся из лагерного узилища отец… Сама История прокатилась железными колесами сквозь эти стены, — а теперь тут появился фотограф из Ростова, и слышно, как он орет поверх грохота циклёвочной машины: «Куда ты сунула кальсоны? Да нет, не желтые — голубые!» А «г» у него — как это называется — фрикативное…
— Что ты сказала? — спохватился я, не расслышав Машиного замечания.
— Я говорю: Вадя, слишком крупно нарезаешь лук.
— Ну ты же крупная женщина, вот и режу соответственно.
— Все еще не можешь без своих шуточек?
Но вот приготовления закончены, — стол накрыт, салат, политый сметаной, и разогретая тушеная капуста с мясом располагают к хорошей сытой жизни, и я провозглашаю первый тост:
— Пусть Новый год будет милосердным к России, в том числе и к нам.
Лизина настойка приятно пахнет, но недостаточно крепка, женщины пьют с удовольствием, а я, старый алкоголик, перехожу на коньяк.
Мы пьем за Лизу — за ее доброту и бескорыстие, ее постоянную готовность сделать страждущим нужные инъекции, внимательно выслушать людей, битых жизнью, помочь им советом, утешить, вселить надежду. За Лизу-Скорую-Помощь.
Пьем за Машу — за ее недавнюю увенчанность титулом заслуженного учителя. Много лет она преподавала язык и литературу, была завучем, потом и директором школы. Я даже вспомнил: в шестидесятые годы в одном журнале напечатали Машину статью об Аполлоне Григорьеве.
— В семьдесят первом! — со смехом поправила Маша. — Ой, неужели ты помнишь? Ну и память у тебя, Вадя.
— Я все помню. Выпьем за тебя и твоего Олега. И за Валентину, — добавил я. — Надеюсь, ей хорошо живется в Хельсинки.
— Она живет не в Хельсинки, а в Тапиоле, — сказала Маша.
— Это, кажется, город-спутник?
— Да. Это город-сад, архитектурное чудо. Лучшие архитекторы Финляндии проектировали Тапиолу.
— Ты говоришь так, будто была в Тапиоле.
— Да, была прошлым летом.
— Значит, ты помирилась с Валентиной? — спросила Лиза. — Это хорошо, по-христиански.
— Причем тут христианство? Я по-прежнему считаю, что человек должен жить в своей стране.
— Конечно, — говорю, подливая дамам настойку в бокалы. — Товарищ Сталин запретил браки с иностранцами.
— Ну и нечего иронизировать! — хлестнула меня Маша сердитым взглядом. — И вообще, если б не ты, так ничего бы и не было. Никакой Тапиолы.
— То есть как? — поразился я. — Что ты несешь? Причем тут я?
— Разве не ты дал Валентине адрес Кузнецова в Хельсинки?
— Адрес Терентия? Да… — припомнил я. — Она попросила, я дал адрес… Как всегда, я во всем виноват… Но когда это было! На Валиных похоронах, в шестьдесят восьмом…