Читать «Балтийская сага» онлайн - страница 473

Евгений Львович Войскунский

Итак, я пишу мемуары, — прошу не отвлекать меня, господа, от этого занятия. Оно держит меня на поверхности жизни.

День-деньской сижу за машинкой. Глеб Михайлович уговаривает купить компьютер, очень расхваливает это электронное чудо уходящего века. Но я же прогрессист только в политике, а в быту — заскорузлый консерватор. Не могу изменить моей «Эрике», стучу и стучу, вот только дело продвигается очень медленно, — хорошо, если страницу в день удается сочинить.

2000 год наступил. Какая удивительная дата. Как странно, что кончается Двадцатый век, в котором мы прожили свою жизнь. Даже не знаю, можно ли его сравнить с каким-либо из предшествующих веков. Например, с семнадцатым: Тридцатилетняя война, ожесточенная кровопролитная схватка католических стран с протестантскими. Нет, 20-й все же похлеще, — в двух мировых войнах и в нашей Гражданской, в шествии тоталитарных государств он пролил крови неизмеримо больше, чем пролито в прежних столетиях.

И продолжает проливать — в малых, локальных войнах, в нарастающем бедствии века — в террористических актах.

— Ну и ничего удивительного, — говорит Константин Глебович. — Идет сброс излишков населения планеты.

— Странная мысль, — говорю я. — Кто же управляет этим сбросом? Определяет его размеры?

— Никто не управляет. Стихийный процесс. Единственная единица измерения, какую можно принять, — количество голодных ртов.

— Это что-то из Мальтуса.

— Ну что вы. Мальтусу и не снились такие масштабы.

Мы сидим в квартире Боголюбовых. Глеб Михайлович пригласил меня встретить Новый год, и я приплелся к ним на Шестую линию — это недалеко. А у них был редкий гость — сын Константин. Со слов Глеба я знал, что их Костя — этнограф, специалист по угро-финским народностям, что он много лет работал в Финляндии, а теперь, вернувшись, профессорствует в Петрозаводске, в университете. Вот он приехал навестить родителей. Мне он понравился — Портос с мушкетерскими усиками (не хватало только перевязи, шитой золотом, — вспомнилось мне). С улыбкой пожимая мне руку, он сказал:

— Рад познакомиться, господин кавторанг. Много наслышан о вас.

Мы сидели за овальным столом в комнате, в которой три стены заставлены книгами. Мы проводили старый год, последний из бурных девяностых, запивая память о нем отличной шведской водкой «Абсолют», привезенной Константином. Салаты, приготовленные искусными руками Натальи Дмитриевны, были превосходны. Сама она, седая и тонкая, в длинном синем платье, с перевязанным горлом, пила и ела мало и все посматривала на сына с улыбкой и обожанием.

А Константин, развивая демографическую мысль, предупреждал человечество о грядущей опасности — о наплыве в Европу мигрантов с мусульманского Востока, о росте терроризма, а также о росте энтропии. Глеб Михайлович выразил надежду, что Европа — и вообще цивилизованный мир — сумеют отразить нарастающие угрозы. Я поддержал его.