Читать «Девять рассказов» онлайн - страница 92

Тедди явно не слышал его или не слушал. Он рассеянно смотрел то ли на дымовые трубы, похожие друг на друга, как два близнеца, то ли мимо них, на спортивную площадку.

Никольсон прикурил сигарету, но не сразу – с севера потянуло ветерком. Он поглубже уселся в шезлонге и сказал:

– Видать, здорово вы озадачили…

– Песня цикады не скажет, сколько ей жить осталось, – вдруг произнес Тедди. – Нет никого на дороге в этот осенний вечер.

– Это что такое? – улыбнулся Никольсон. – Ну-ка еще раз.

– Это два японских стихотворения. В них нет особых эмоций, – сказал Тедди.

Тут он сел прямо, склонил голову набок и похлопал ладошкой по правому уху.

– А у меня в ухе вода, – пояснил он, – после вчерашнего урока плавания.

Он еще слегка похлопал себя по уху, а затем откинулся на спинку и положил локти на ручки шезлонга. Шезлонг был, конечно, нормальных размеров, рассчитанный на взрослого человека, и Тедди в нем просто тонул, но вместе с тем он чувствовал себя в нем совершенно свободно, даже уютно.

– Видать, вы здорово озадачили этих снобов из Бостона, – сказал Никольсон, глядя на него. – После той маленькой стычки. С этими вашими лейдеккеровскими обследователями, насколько я смог понять. Помнится, я говорил вам, что у меня с Элом Бабкоком вышел долгий разговор в конце июня. Кстати сказать, в тот самый вечер, когда я прослушал вашу магнитофонную запись.

– Да. Вы мне говорили.

– Я так понял, они были здорово озадачены, – не отставал Никольсон. – Из слов Эла я понял, что в вашей тесной мужской кампании состоялся тогда поздно вечером небольшой похоронный разговорчик – в тот самый вечер, если я не ошибаюсь, когда вы записывались.

Он затянулся.

– Насколько я понимаю, вы сделали кое-какие предсказания, которые весьма взволновали всю честную кампанию. Я не ошибся?

– Не понимаю, – сказал Тедди, – отчего считается, что надо непременно испытывать какие-то эмоции. Мои родители убеждены, что ты не человек, если не находишь вещи грустными, или очень неприятными, или очень… несправедливыми, что ли. Отец волнуется, даже когда читает газету. Он считает, что я бесчувственный.

Никольсон стряхнул в сторону пепел.

– Я так понимаю, сами вы не подвержены эмоциям? – спросил он.

Тедди задумался, прежде чем ответить.

– Если и подвержен, то, во всяком случае, не помню, чтобы я давал им выход, – сказал он. – Не вижу, какая от них польза.

– Но ведь вы любите Бога? – спросил Никольсон, понижая голос. Разве не в этом заключается ваша сила, так сказать? Судя по вашей записи и по тому, что я слышал от Эла Бабкока…

– Разумеется, я люблю Его. Но я люблю Его без всякой сентиментальности. Он ведь никогда не говорил, что надо любить сентиментально, – сказал Тедди. – Будь я Богом, ни за чтобы не захотел, чтобы меня любили сентиментальной любовью. Очень уж это ненадежно.

– А родителей своих вы любите?

– Да, конечно. Очень, – ответил Тедди. – Но, я чувствую, вы хотите, чтобы для меня это слово значило то же, что оно значит для вас.

– Допустим. Тогда скажите, что вы понимаете под этим словом?