Читать «Девятьсот восемьдесят восьмой» онлайн - страница 175

Взглянув на довольное лицо напротив, Марсель вдруг ощутил такую вселенскую тоску, что не выдержал и отвернулся.

— Можешь не отвечать, — продолжал голос, который доносился словно издалека. — Все в твоих руках. Мы еще встретимся, но это произойдет очень не скоро. Научись отпускать, Марсель Иванович. Это единственный способ познать истину.

Поняв по наступившей тишине, что остался один, ученый несколько секунд стоял неподвижно, удивляясь тому, что не чувствует ничего, кроме усталости, а затем, не оглядываясь и стараясь ни о чем больше не думать, зашагал прочь от Триполья, пообещав себе никогда больше туда не возвращаться.

* * *

— Выходит, дружок, ты обманул сам себя, — пробормотал Марсель Иванович, доцент исторических наук, декан одноименного факультета одного из киевских вузов, глядя на студентов, делавших вид, будто им очень интересно то, что он рассказывал. — Но это ничего, тебе не привыкать.

Несмотря на то, что он исколесил весь мир в поисках места, которое хотелось бы назвать домом, его неудержимо тянуло назад. Долгое время он боролся с этим чувством, но, в конце концов, начал периодически наведываться в родные края, пока не перебрался туда насовсем. Впервые это случилось во времена правления Владимира Мономаха. Марсель лично принимал участие в проектировании улиц и площадей, но вскоре ему стало скучно, и он уехал, чтобы стать свидетелем захвата Иерусалима и последовавшего за этим третьего крестового похода. Грязь и религиозная истерия, царившие в средневековой Европе, не смогли скрасить даже встречи с историческими персонажами, и он удалился на Балканы, чтобы со стороны наблюдать за возникновением Боснии. Сейчас, вспоминая свои странствия, он с удивлением отмечал, что лучше всего запомнил их первую часть, когда все новое казалось ему чем-то важным и заслуживающим внимания. Однако вскоре события слились в один сплошной мутный поток, и он пришел к выводу, что человеческая природа весьма ограничена и имеет строгий лимит стандартных приемов, похожих на музыкальные ноты или смертные грехи. Забавное совпадение, кстати. И тех, и других всего семь, однако их сочетания могут рождать как монстров, так и гениев. Впрочем, первое отнюдь не исключает второго. Иоганн Гуттенберг, Исаак Ньютон, Наполеон Бонапарт или Альберт Эйнштейн — по сути, все эти выдающиеся люди были комбинациями одних и тех же нот, и Марсель, в итоге, научился воспринимать их как временное явление, которое, появившись, рано или поздно исчезнет, оставив после себя след, подобный тому, который оставляет комета. Одним суждено было прожить долгую и плодотворную жизнь, другим — сгореть раньше времени, но это ничего не меняло. И злодеи, и святые давали этому миру ровно то и ровно столько, сколько было нужно, не больше и не меньше, словно придерживаясь какого-то плана, разработанного неизвестным мастером судеб. Как только историк смирился с этим, в его душе наступил покой, и он почувствовал, что готов, наконец, вернуться домой.