Читать «Комбат по прозвищу «Снежный Лис»» онлайн - страница 28
Владимир Николаевич Першанин
Слабее у «Ха-Го» были башенные пушки, но даже калибр 37 миллиметров пробивал броню наших лёгких танков за километр. БТ-7 был более современной машиной, с лобовой бронёй двадцать два миллиметра, двигателем втрое мощнее, чем у «японца», и рациональным наклоном брони, особенно в полукруглой башне.
Но говорить о лёгких победах в ходе боёв на реке Халхин-Гол не приходилось. Уже на четвёртый день взвод Шестакова потерял одну из машин, сгоревшую от попадания бронебойного снаряда. Похоронили в чужой песчаной земле останки двух товарищей.
Андрею и его экипажу пока везло. Снаряд врезался в усиленную башенную «подушку» и отрикошетил. Танк словно ударило огромной кувалдой. Сержанта-башнёра контузило, Шестакова сбросило с сиденья, но механик-водитель вывел танк из-под огня и укрыл машину в низине.
Постепенно приобретал опыт. Понял, как важно умело маневрировать, не подставлять врагу борт и заходить для решающего удара с фланга. Удачным выстрелом «сорокапятки» вложил снаряд в основание башни «Ха-Го», а затем добил машину, которая горела чадным дымным пламенем солярки.
Ротный объявил Шестакову благодарность. Пообещал за следующий подбитый танк награду.
— Можно япошек бить? — восклицал командир роты, которая уничтожила в бою два японских танка и раздавила миномётную батарею.
— Можно! — дружно согласились два других взводных.
Молодые лейтенанты словно забыли, что и рота потеряла две машины, погибли пятеро танкистов и почти два десятка пехотинцев из десанта.
Да, у японцев были слабее пушки, двигатели, лобовая броня. Но Андрей Шестаков не забыл, с каким ожесточением выскакивали из траншей вражеские солдаты, громко выкрикивая «Банзай!» своему императору, и бежали на пулемёты.
Сапёры и гранатомётчики до последнего поджидали приближения русских танков, а затем с десяти шагов швыряли мины, связки взрывчатки, бутылки с бензином.
— Им больше нечем воевать, — небрежно отмахивался ротный, а Шестаков тогда чудом увернулся от брезентовой сумки с брусками тротила.
Фугас рванул в пяти метрах, встряхнув тринадцатитонную машину. Сапёр бежал с бутылкой бензина. Шипела затравка из крупных серных спичек. Пехота отстала, и надеяться оставалось только на себя.
Старший лейтенант успел развернуть башню и опрокинуть сапёра длинной очередью. На песке горело тело японского солдата, второй, с перебитой ногой, из последних сил тоже бросил бутылку — она не долетела двух-трёх метров.
Многие танкисты запомнили, но старались не упоминать в присутствии начальства и другой случай. Японский офицер, выглядевший нелепо со своим блестящим на солнце мечом, вскочил на корму БТ-5 и с силой воткнул меч в решётчатые жалюзи двигателя.
Затем открыл огонь из маузера в смотровые отверстия. Раненый командир танка застрелил офицера из нагана, сбросил тело на землю и с трудом выдернул из жалюзи меч. Повредить двигатель японец не сумел, но отчаянный поступок вражеского офицера заставил танкистов действовать осторожнее.
— Фанатик! — сказал тогда комиссар батальона.
— С саблей на танк кинулся! — засмеялся его помощник по комсомолу.