Читать «Поле сражения» онлайн - страница 279

– Чё ж, милок, я-то рассказать-то могу? – участливо спросила Анна Михайловна, усаживая меня на скамеечку. – Я об ём так и не знала ничего. Он комсомольцами туты-ка командовал, а я ужо мужняя была. Вот читать он нас учил. Бандиты-то, когда налетели, он, Илья Кондратьевич, на пожарную вышку залез и палил оттоль из ружжа. Други все убежали кто куды, а его ранили там. Пытать стали. Он – молчать. Срубили они возле церкви, вот где клуб теперь, листвень сухую, сучья обрубили подлинней, привязали его на энти сучья. К ставне этой лошадь припрягли и бегом по селу. Жалели его все, да кого сделашь? Так и пропал… Сам-то он не здешний был, прислали откель-то.

Я рассказал ей, что мне нужно.

– Была, была у него невеста-то. Была, – согласилась Анна Михайловна. – Несколько разов приезжала сюды, на ликбез к нам приходила, за последним столиком сидела. Хотели наши деуки отвадить её, да только не вышло ниче: он к ей тоже нежничал… Звать-то? Как не помнить? Тёзка моя была, Анной звали. А вот фамилии не помню. Учительшей дразнили, и всё.

– Много тёзок у вас, – сказал я.

– Не говори, паря! Во всей деревне, считай, все деуки если не Анна, то Марея, вроде поп помешался на них… Давай-ка сбегам к Насте Капустиной (вот Насти тоже ишшо водились), у них Илья-то Кондратьевич на постое стоял. Она его ишшо всё женить на себе мечтала, а куды она ему – баба деревенская? Она должна про учительшу ту помнить.

Анна Михайловна крикнула дочери в избу, что она «чичас», и повела меня к Насте. По дороге всё сравнивала теперешнюю жизнь с ранешней, говорила, что умирать неохота, так как совсем по-людски всё сделалось и не то упрекала молодых в том, что всё им легко, не то завидовала им.

Бабка Настя поила в ограде телёнка. Была она, не в пример Анне Михайловне, гладкая и белотелая, в рыжих, будто подвитых волосах седина незаметная, по переносью веснушки, как у пятилетней, зубы частые и белые.

– Проходи, проходи, подружка, я вот… Замучилась с этими тварями, пропасти на них нету…

Фамилии учительши бабка Настя тоже не помнила. Старухи вспоминали про учителя всё – и какой он был ладный, и как ходил, и как говорил, а про невесту не знали ничего.

У меня были с собой фотокарточки той Тарасовой, на которую указал Бобров, и новосибирские снимки. Я спросил у старух, не похожа ли «учительша» на какую из них.

Бабка Настя глянула на фотографию молоденькой Тарасовой и крутнула головой – не та. А когда взяла новосибирский снимок, вдруг вся аж подалась вперёд, глаза, бывшие цвета мыльной воды, сделались стальными, расширились, вся она подалась назад.

– Чё с тобой, деука? – всполошилась Анна Михайловна.

– Да это ж… сказать боюсь. Глянь-ка, Анна, этож бандитка та, Черепахина.

Но бабка Анна бандитки не помнила.

– Черепахина как есть! – уже утвердительно сказала баба Настя. – Я уж у неё в ногах валялась, чтоб отпустила Илюшу. Ноги ей целовала. Век не забуду падлу такую!

Как Черепахину, личность с фотографии признали многие.

Мне было противно смотреть на это холёное лицо, вспоминать её лживые рассказы, было стыдно, что повесил портрет рядом с машаринским. Собрал в кучу все записи и снимки и отнёс в милицию.