Читать «Преданный и проданный» онлайн - страница 21
Борис Владимирович Павленок
Сравнив оригинал с портретом, те согласно покивали головами. Фике, опустив глаза, быстро разделась, благо её стройному телу ни корсеты, ни подтяжки и затяжки не требовались.
Врачи осматривали её внимательно и бесцеремонно, заглядывая в рот и засовывая туда пальцы, больно ощупывая груди, подмышки, бёдра. Она поворачивалась, словно кукла, молча и безжизненно, всё так же опустив глаза. И только когда приказали ложиться на канапе, она инстинктивно сжала коленки и крикнула:
— Найн! — И зажалась, закрылась, как будто впервые почувствовала наготу.
Самый старый из медикусов внушительно сказал:
— Моя дорогая девочка, порядок есть порядок...
Невеста умоляюще посмотрела на Елизавету, но та развела руками:
— Хочешь быть царицей, ложись. Для того тебя из Берлина выписали, чтобы лежать да рожать. Наследников рожать — дело государственное.
Разумовский отвернулся, сплюнул, проворчав:
— Як цыгане кобылу на базаре выбирають...
Диагноз медикусов был однозначен:
— Аллее ист гут. Всё хорошо.
Доктора подписали протокол и вручили Елизавете. Сложив бумагу вчетверо, она протянула Разумовскому:
— Передашь в канцелярию. — И, обратясь к Фике, оправляя на ней платье, утешила: — Ну, вот и всё, всё в порядке, всё ладно... Ну-ну, подними глазки, я тут тебе утешинку малую припасла, дай-ка в волосы заколю... — Сверкнула рубином драгоценная шпилька: — Но теперь гляди у меня, чтоб до свадьбы без шалостей! — Елизавета пригрозила пальцем. — А то у нас при дворе такие кобели водятся...
— Вас ист дас... Кес кесе?.. Что есть кобели?
— А это которые котиками ласковыми прикидываются, всё амур, амур да ля мур, да ходят кругами, а там, глядишь, которая дура мур-мур да и снесла яичко.
— Ля мур, ля мур... Найн, нет... Их либе... Я любить принц... — Фике энергично замахала руками, будто отбиваясь от этих самых «амур» и «мур-мур».
— Ну и ладно, гут, верю тебе... Теперь ступай, моя дорогая Фике... Фи... Погоди-ка, что за имя такое — Фике, вроде как у кошаток моих: Фуфу, Жужу... Надо бы до крещения человеческое имя придумать, русское, чтоб привыкали... Может, Екатерина, по матушке нашей, а? Как ты мыслишь, Алексей Григорьевич?
— Катерина? А что ты думаешь, имя ладное и достойное, и матушке покойной уважение. Хай буде Катерина, Катя.
Невеста, откланявшись, ушла. Медики стояли в отдалении, не решаясь покинуть зал без разрешения. Но шустрая русская императрица ничего не забывала:
— Господа медикусы, а великому князю вы учинили осмотр? Каков он?
Доктора почтительно взглянули на старшего. Тот, поклонившись, доложил:
— Должны огорчить, государыня, ибо наше единодушное мнение: не созрел принц для семейной жизни и к зачатию плода не способен. — Подумав, добавил на всякий случай: — Пока.
— В шестнадцать-то годов?
— Увы, такова природа.
— Ништо, ляжет с молодкой в кровать, дозреет. Интересы трона не допускают промедления с женитьбой.
— Природа неподвластна государственной необходимости, Ваше Величество, — с извинительной улыбкой произнёс старший.
Елизавета нахмурилась, но отозвалась обычным лёгким тоном:
— Природу, ежели что, и подправить можно. Ступайте. — Выждав, когда медикусы откланялись — а делали они это обстоятельно и церемонно. — Елизавета обратилась к Разумовскому: — Надо к его высочеству какую из фрейлин приставить, да чтоб ядрёная и шельма, — пусть поучит брачному делу, а то всё в солдатики играет, ничему другому пруссаки не образовали... Одни гадости от любезного братца моего Фридриха... Ты пригляди, Алексей Григорьевич, которая поспособнее, чтоб помахаться ему всерьёз, а не только в жмурки игрывать.