Читать «Аппассионата. Бетховен» онлайн - страница 148

Ларгетто. Прекрасно. Теперь каданс, а потом сразу рондо. Аллегро джокозо. Ну ты же можешь взять ещё более стремительный темп, Зейфрид.

Пианиссимо! Умоляю: пианиссимо. Я не должен сейчас вообще ничего слышать, а ко мне какие-то звуки прорываются!

А теперь ещё раз, Клемент! От пианиссимо в четыре такта к фортиссимо. Аккорд! Ещё аккорд! Рамм! Вамм! Отлично, Клемент!»

Шквал аплодисментов такой, что может не выдержать потолок. Восторженные, почти истеричные выкрики. Особенно выделяются резкие женские голоса:

— Клемент! Клемент!

Оркестр и дирижёр также снискали похвалу публики:

— Браво, Зейфрид! Браво, тутти! Зейфрид! Зейфрид!

Капельмейстер вдруг отшвырнул дирижёрскую палочку.

Его жест означал: а при чём здесь я? В чём моя заслуга? Вон внизу стоит тот, кому вы всем этим обязаны!

— Жаль, что такой виртуоз, как Клемент, не выбрал более достойное сочинение, — отчётливо прозвучал чей-то скрипучий голос.

Кое-кто из публики поспешил поддержать его:

— Совершенно верно! Такой талант должен обладать более изысканным вкусом.

Стремясь перекричать расшумевшихся зрителей, Зейфрид несколько раз воскликнул:

— Бетховен!.. Бетховен!..

Он улыбнулся, дружелюбно кивнул второму капельмейстеру и медленно покинул зал.

Внезапно она возникла на пороге его комнаты.

Он медленно повернулся и, не вставая из-за рояля, устремил на неё удивлённый взгляд. Неужели она ему только привиделась? Он посмотрел на лежащий на рояле нотный лист. «Радостные ощущения от встреч в загородной глуши...» Ну, конечно, он постоянно думал о ней, вспоминал дни, проведённые в Гетцендорфе... Вполне возможно, что звуки и воображение оживили её образ...

Он заметил тающие снежинки на её подрагивающих веках, меховой шапочке и плаще. Ну да, разумеется, на дворе разгар зимы, и снежные кристаллики сверкают на солнце.

Её тёмные глаза сегодня казались больше, чем обычно. Может быть, след тайных душевных страданий, из-за которых и лицо её заострилось, а щёки впали?..

— Почему ты вчера не пришёл, Людвиг?

— Куда?

— Разве Гляйхенштейн тебе ничего не сказал?

Он отрицательно покачал головой.

— Он должен был передать, что тебя ждут на концерте. И я... я тоже тебя ждала. Был накрыт праздничный стол, я зажгла много, очень много свечей...

— Теперь я понимаю, почему Гляйхенштейн ничего мне не сказал, — подумав, через некоторое время произнёс Бетховен. — Потому что он настоящий друг.

— Какие же вы всё-таки, мужчины, глупцы, — несколько фальшиво улыбнулась она. — И ты, Людвиг, тоже. Думаешь, мне доставляет большую радость называть так великого пианиста и композитора?

— Что ты сказала?

— Совершенно не важно, что пишут эти болваны критики, — не слушая его, продолжала она. — А здесь я для того, чтобы вручить тебе рождественский подарок. — Её маленькие ручки долго рылись в муфте. — Мы с Гляйхенштейном приехали в одной почтовой карете. Детям нужен отдых, и поэтому мама и Тереза ещё сегодня ночью отбудут с ними в Карлсбад, а оттуда в Теплиц. Может быть, они проведут там целый год. Но кто-то должен остаться здесь и позаботиться о галерее и комнатах. Я решила принять на себя эту жертву. Надеюсь, ты не считаешь меня плохой матерью, Людвиг?