Читать «Квартирная развеска» онлайн - страница 50

Младший сын Нины Митя родился с комбинированным пороком сердца, да еще и с обвитием пуповиной, чуть не задушившей его. Собственно, пороков сердца было пять. И одни врачи утверждали, что ребенок не доживет до четырех лет, другие настаивали на немедленной операции, третьи на операции в трехлетием возрасте, а четвертые говорили, что операция ему противопоказана и вовсе невозможна. Нина списалась с дочерью школьного учителя своего отца, когда-то угнанной на работу в Германию, встретившую там в конце войны американского солдата союзнической армии, вышедшую за него замуж и уехавшую с мужем в Штаты. После чего отправилась в загадочную неприступную организацию ОВИР, чьим назначением в ту эпоху было никого не пущать, вооруженная целеустремленностью своей, отчаянным желанием защитить свое дитя и некоей бумагою, кажется, Варшавским договором, в коей было прописано, что любой гражданин страны, договор подписавшей, имеет право лечиться в странах, чьи подписи на нем также стоят. И ОВИР дрогнул, это было натуральное чудо. Наша родственница Тутолминых и Блока с тяжело больным ребенком на руках загрузилась на океанский пароход «Михаил Лермонтов», и поплыли они.

Плавание длилось чуть меньше месяца. Полной уверенности, что мальчик не умрет у нее на руках, у Нины не было, однако, он окреп от океанского воздуха, от дыхания величавой водной стихии, обветрился от атлантического ветерка. Погода им благоприятствовала.

Они добрались до места, Митю обследовали, введя ребенку через бедренную артерию в сердечко микроскопический зонд (Нина подписала бумагу, что она в курсе опасности данной процедуры), и написали резюме: два порока сердца для жизни трудностей не составят, два израстутся сами в течение двух лет, а как после этого поведет себя пятый, надо будет наблюдать, возможно, операции и не понадобится.

Обратно они летели на самолете. Под крылом, далеко внизу, лежал знакомый Атлантический океан. И пока они путешествовали туда и обратно, все пращуры, начиная с внука Чингисхана, молились за них.

Прошлым летом, перечитывая книгу Рустама Рахматуллина «Две Москвы или Метафизика столицы», задержалась я на главах, посвященных Московскому Воспитательному дому для подкидышей и сирот, идея создания которого принадлежала Ломоносову, само создание было делом рук Бецкого. «В Москве советской Воспитательный назначили Дворцом труда, то есть пристанищем всех профсоюзов с их редакциями». Одолевший многие версты коридоров дома в тщетной надежде опубликоваться Александр Грин, по версии Георгия Шенгели, сделал его домом чудака Ганувера, таящим золотую цепь и чудеса архитектуры, в своем романе «Золотая цепь».

В части книги, посвященной Воспитательному дому, одна из маленьких глав называлась «Тутолмин», была посвящена управителю Воспитательного дома Ивану Акинфиевичу и заканчивалась словами, начертанными над его прахом в Донском монастыре: «Младенцев сохранил, бескровным дал покров и твердостью своей очаровал врагов».