Читать «Квартирная развеска» онлайн - страница 47

В девяностые годы, возвращаясь из издательства, посещала я на Петроградской книжный магазин (вроде «Университетской книги» или «Гуманитарной академии»), где покупала томики Мамардашвили, брошюры по истории и т. д.; однажды открыла я скромную тоненькую беленькую книжку, повествующую о русских дачниках Карельского перешейка, оказавшихся после революции в эмиграции, вольной ли, невольной (а я тогда писала «Виллу Рено») переехавших в Финляндию, и в одном из списков значились Тутолмины. Мне очень хотелось купить это издание, но денег у меня не было, только на проезд, я ушла, не солоно хлебавши, не выписав выходных данных, надеясь вернуться. Но прошло довольно много времени, прежде чем я вернулась, — а магазин исчез, словно его и не было, одно из обычных исчезновений в те годы.

И никто из известных мне обитателей Петроградской представить себе не мог, о каком исчезнувшем магазине идет речь.

Пока не набрала я номер Кати Шитик, некогда под псевдонимом Кэти Тренд опубликовавшей у Фрая фантастический рассказ о пропажах-подменах-исчезновениях девяностых годов.

— Должно быть, это «Гиппократ»! — воскликнула она. — Он находился на улице Ленина и исчез самым загадочным образом. В один прекрасный день дверь его оказалась закрытой на ключ в духе фэнтези: свет в магазине не горел, в окна видны были стоящие на полках книги, а продавцы словно испарились. Мне кажется, он так не один год стоит закрытый, с книгами и без продавцов.

Заброшенный магазин? воплотившийся в явь образ из набора психологических (или психотерапевтических?) тестов?

Мы ходили вечерами с Ниной в гости к нашей школьной учительнице литературы Анне Григорьевне Когель, жила она на Конюшенной улице (тогда еще называвшейся улицей Желябова) неподалеку от Капеллы в одном из близких к ней домов, надо было войти под арку, найти в закоулке двора дверь, а уж учительница наша ждала нас. Мы для нее, незамужней и бездетной, были отчасти приходящей семьей. Ни сестры ее, ни племянника я никогда не видела. Но у всех у нас — а приходила еще киевлянка Наталия Платонова, пианистка, — имелась одна общая семья, потаенная, от многих глаз скрытая ветвь: не только писатели, пограничное племя, но и герои их книг, образы третьего мира. Миров с давних времен было три: мистический, реальный и мир искусства. Для Анны Григорьевны, как для Нины, Наталии и меня, Андрей Болконский, Николай Ростов, Илья Обломов, Маша Миронова и другие были значительно реальней, чем соседи по лестнице, моя сварливая корыстная мачеха, наши неверные ухажеры. И с точки зрения Платоновой невозможность купить новое зимнее пальто и необходимость мерзнуть в старом — куда менее значимы, чем прекрасная возможность послушать запись вальсов Шопена в волшебном исполнении чилийца Клаудио Аррау.

Мы чаевничали, говорили о новых книгах, выставках, о том, о сем, я читала стихи. Не помню, чтобы когда-нибудь упоминались Тутолмины. Зато однажды Нина рассказала, что скульптор, долгие годы работавший над образом Александра Блока, лепил Нинин портрет, потому что удивительным образом фамильные черты читались в лице ее, редкий разрез глаз (внешний уголок глаза ниже внутреннего), овал, лепка носа, очертания губ; она была похожа на свою мать, внучатую племянницу поэта.