Читать «Мои седые кудри» онлайн - страница 202

— С ума ты сошла! — вскинулся Алимурза. — Откуда у меня зерно, да еще припрятанное? Было в доме два лишних мешочка, хотел по-людски отвезти, так ваши же комсомольцы не взяли меня с собой! Области все это известно! А куда подевали свое зерно мои сыновья и названый брат, я не знаю… Они сами по себе. Может, и спрятали куда… Ей-богу, не знаю… Я к тебе всей душой, а ты… Родную кровь, своего дядю… можно сказать, живым в могилу зарываешь… Но бог все видит и напрасные обиды не прощает! Куплю я вам хлеб, назло куплю, на свои кровные, трудовые копейки… Подавитесь вы со всей вашей советской властью!..

С этими словами Алимурза выскочил за дверь. Взыграла все-таки кровь. Кулацкая натура верх взяла.

Хлеб Алимурза, хоть и «покупной», все же отвез. И квитанцию представил в сельсовет. Только вот одного я никак не могла тогда понять — почему Алимурзу в области вычеркнули из списков кулаков. Потом-то, конечно, узнала: был среди работников обкома один подкулачник, человек с нечистой совестью, за хорошую мзду выправил Алимурзе документ. Но это все потом на чистую воду вывелось, а сперва и другие кулаки голову подняли, по проторенной дорожке в область «правду искать» подались…

Вскоре у нас стали все громче поговаривать о колхозах: бедняки — с надеждой, кулачье — со злобой. Слухи всякие распускали, небылицами всякими пугали: дескать, и одной ложкой из одного котла питаться станут, и спать под одним одеялом в колхозе будут, и еще что ни стыда, ни совести не станет у людей, кто с чьей женой захочет жить, то так и будет. И никто уже детей своих не узнает…

Приходилось ходить по домам и объяснять, правду рассказывать. Люди верили и не верили…

Умар понемногу поправлялся. Пошла проведать его. По дороге встретила Цицку, которого с того самого злополучного дня, когда кулаки напали на обоз, я еще не видела. Люди говорили: Цицка из дома не выходит, людей стыдится. Что всей правды не рассказал, кулацкого сговора не раскрыл! Умара не остерег…

— Хвала святому Хетагу, что вижу тебя во здравии, Назирка! — раскланялся со мной Цицка. — Пусть под ногами ворогов наших земля проваливается, пусть их на том свете черти на вертеле жарят…

— Но мы-то с тобой, Цицка, на этом свете пока, — мне стало жалко старого Цицку и было смешно видеть, как он распинается.

— Не кори меня, баба, — вздохнул Цицка. — Сам душу извел… Вот тут тебе Умар, племянник мой, бумагу посылает, чтобы его с отцом и матерью в колхоз записали…

Взяла я заявление Умара, прочитала его и спросила Цицку:

— А где твое заявление? Или все еще сомнение грызет? Или, может, страх? А, понимаю, жена не разрешает…

— Обижаешь ты меня, когда женой попрекаешь, — опустил голову Цицка. — Хотя и у нее своя правда есть. А бумага что, бумага вот она, написанная, буковка к буковке, да как ее, бумагу эту, отдать — это все равно что черту палец протянуть, всю ведь руку отхватит…

Я не знала — смеяться мне или плакать. Все же Цицка был забавным человеком, стоял передо мной, мял свое заявление и боялся отдать. Так и сунул его снова в карман.