Читать «Пересмешник. Пригожая повариха» онлайн - страница 6

Михаил Дмитриевич Чулков

Такую приманчивую красоту прикрывала она масляными красками, белою и красною, а брови сурмила типографскими чернилами; и так лицо ее весьма было гладко и казалось как будто бы лощенное свиным зубом или цыганским камнем, которым они на шершавой лошади наводят глянец. Когда она совсем оделась, тогда начали разговор о несчастий и беспокойстве, которое причиняет всему их дому мертвец. А как известно, что начало речи выводит за собою и конец, который проводил всех, кто тут ни был, в столовую горницу.

Господин читатель! Нам лучше будет слушать их за столом, когда они понаберутся довольно винца, тогда язык их будет проворнее и мысль посвободнее. Они уж сели; как вы думаете, кто из них больше съест? Вы, конечно, скажете, что тот толстый и одутловатый дворянин, который очень много походит на квадратную черепаху. В этом вы обманулись; по левую руку госпожи полковницы, видите вы, сидит офицер. Он по прямой линии происходит от Голиафа; а по мнению других, от Визина, сына Нептунова, который такую великую смелость и дерзость имел в речах, что сделали из него пословицу и говорили про смелого болтуна, что он дерзновеннее на словах и самого Визина. Сколь род его тянется далеко, столько он велик ростом, тонок и нескладен, голова у него очень малой руки, и притом деревянная; с висков и что назади висит коса походит на подьячего; и в самом деле крючкотворец превеликий. Он для того родился на свет, чтоб пить, есть и заводить ссоры, а больше ни к чему не способен. Видите! Он уже расстегнул камзол и хочет переменить девятую тарелку; он ни одного не оставит целого кушанья и всех отведает до половины. Эта ржаная тварь везде так ест, как будто бы предчувствует десятилетний голод. А тот, которого вы хотели почесть прожорою, потерял совсем вкус и ест очень мало, потому что французский желудок не варит ржаного хлеба. Здешнее кушанье ему не нравится, ибо готовил его не француз. Он теперь в глубоких мыслях; думает сделать новую географию и перепечатать по-своему ландкарты, на которых в средине у него будет стоять город Москва. Сие место казалось бы ему негодным, так как и тем, которые ненавидят свое отечество, да в нем живет его любовница; она сидит против его. Итак, по одной стороне сего города хочет поставить он Пекин, по другой — Константинополь, по третьей — Париж, а по четвертой — Рим, и так близко, чтоб, вставши с постели, ходить ему поутру пить чай в Пекин, после обеда в Константинополь пить кофе, в полдень в Рим пожирать тамошние плоды, а к ночи в Париж пить шоколад и кстати уже там прохлаждаться с податными французскими щеголихами. Роскошнее его вы не сыщете во всей вселенной. Мы еще не слышим их разговоров; конечно, не довольно они еще накушались. Оставим все, что ни есть на столе, их голоду на жертву; пускай они будут довольны. Пока они станут кушать, а я тем временем подумаю о расположении второй главы.