Читать «Чужой своим не станет» онлайн - страница 160

Романцев, не будучи человеком верующим, отыскал в карманах мелочь и раздал по монетке каждому просящему, услышав в качестве благодарности: «Храни тебя Господь!»

Оно, конечно, не помешает, все-таки на войне…

Группа захвата из десяти человек подошла к церкви еще три часа назад. Понаблюдала издалека за прихожанами, авось объявится кто-нибудь подозрительный, и, никого не заметив, устроилась незаметно вокруг церкви, контролируя каждого входящего.

Романцев стоял у входа, чувствуя, что невольно привлекает к себе внимание. Возможно, следовало одеться как-то иначе, не так броско… Посмотрел на часы – стрелки показывали пять минут седьмого.

– У вас закурить не найдется? – неожиданно послышалось из-за спины.

Повернувшись, Романцев увидел сгорбленного юродивого. Внимательно всмотревшись в его лицо, неожиданно понял, что тот молод: в светло-серых глазах светились ясность и ум. Юродивому было не более тридцати пяти, еще несколько лет добавляла пористая кожа с въевшейся в нее пороховой гарью и всклокоченная, изрядно поседевшая борода.

Тимофей достал кисет с махоркой, протянул юродивому. Тот умело отсыпал табачок на заготовленный листочек бумаги, склеил края.

– А может, и огонек будет?

Романцев вытащил из кармана спички. Юродивый взял коробок, покрутил его в руках, внимательно разглядывая со всех сторон:

– Трофейный.

– Вроде того, – сказал Романцев, продолжая наблюдать за юродивым.

Крепко затянувшись, тот произнес:

– А знаешь, капитан, как немцы нашу махорку называют?

– Как?

– Сталинская нарезка! – весело отвечал юродивый. Речь его была грамотной, смотрел он зорко, подмечая каждое движение. – Они с этим табачком еще в сорок первом познакомились, вот только никак не думали, что он им поперек горла встанет. Это ведь не немецкий ароматный табачок.

– А ты его курил?

– Доводилось.

Тимофей повернул голову: за оградой в тени деревьев стояли четверо смершевцев, с другой стороны, смешавшись с прихожанами, – еще столько же. Все терпеливо дожидались сигнала Романцева. Можно было одним взмахом руки прекратить эту бездарную комедию, вот только что-то останавливало капитана. Не тянул этот юродивый на немецкого связиста.

Из окон храма продолжало доноситься песнопение. Пели бабки – неумело, безголосо, но в мелодии было столько усердия, что она невольно брала за душу.

– И где же?

– Здесь и курил. За марки покупал. Постоишь тут малость, на паперти, насобираешь на табачок. К водке я равнодушен, а вот табачок – это мое!

К черту сомнения: юродивого надо арестовать, это и есть немецкий агент! Ох, и разыграл! Вот он, настоящий театр! Романцев уже поднял руку, чтобы подать сигнал, как вдруг услышал пронзительный бабий возглас:

– Прошка, ты опять к людям пристаешь?! А ну, пошли домой!

– Да иду я, иду, – проворчал юродивый и, вернув коробок капитану, заторопился к бабе, стоявшей у церковной ограды.

Проходившая мимо женщина, повязанная темным платком, неожиданно остановилась рядом с Романцевым.