Читать «Время культурного бешенства» онлайн - страница 79

— Разрешите, товарищ полковник, на дневное время отлучиться в город!

— Разрешаю. А что за нужда?

— В городскую библиотеку! Хочу кой-какие мысли проверить.

— Мысли? — вскинулся полковник. — Какие такие мысли?

— Разрешите, товарищ полковник, доложить по итогам проверки?

— Разрешаю, иди. Но будь начеку — насчет провокаций враждебных структур.

Дня через два по просьбе безумного полковника я рассказывала ему, о чем поет железо. Оно стало спокойнее, и в песнях все больше звучало — Утешитель да Избавитель, и главное — никакой деструкции. Полковник так обрадовался, что откупорил бутылку дорогущего коньяка и заказал в номер кофейник крепчайшего кофе да бутерброды с икрой. Только успели выпить по рюмке, как пришел Виконт, и не просто пришел, а промаршировал от двери к столу торжественно, как гвардеец на похоронах генерала. Весь подтянутый, чисто выбритый и опять трезвый.

— Ну что же, — говорит полковник, — садись к столу и докладывай.

— Разрешите стоя, товарищ полковник!

— Разрешаю.

— Я, товарищ полковник, не только танкист, но и художник. И живописи повидал…

— Послушай, сержант, я про тебя знаю гораздо больше, чем ты сам про себя. Так что давай без предисловий.

— Извините, товарищ полковник, когда речь об искусстве, без предисловий нельзя.

— Ну хорошо, говори, как умеешь, — полковник подлил себе коньяка и закурил сигарету. Видать, терпению их учат как следует.

— Так вот, товарищ полковник, живописных полотен я повидал во, — он приложил к своему горлу ребро ладони, — и понаписал тоже во, — он повторил тот же жест. — Потому все их придури и повадки знаю досконально… Вот вы, товарищ полковник, как думаете, картина — она живая или мертвая?

— Мертвая, — рассеянно ответил полковник, закусывая коньяк, — неодушевленный предмет называется.

— Правильно, товарищ полковник. И в вашем ведомстве все так думают, вплоть до самых главных. И вот это уже очень опасно. А спросите любого художника — он скажет, картина живая… Где же правда? Я, как сержант, знаю, что мертвая, а как художник — что живая.

— Может, рюмку коньяка выпьешь? — решил взбодрить его полковник.

— Так точно. Спасибо, товарищ полковник, — Виконт выпил и вытер рот рукавом, но разглагольствовать продолжал стоя:

— Так вот, когда стоишь перед холстом в музее… А стоять надо долго, если хочешь потом по памяти сделать хороший повтор, чтобы без халтуры — присматриваешься, принюхиваешься, каждый мазок изучаешь — так невольно иногда и на другие полотна поглядываешь, как они себя ведут. Пока зал пустой, холст висит себе — как есть, неодушевленный предмет. Но стоит кому подойти — они сразу начинают сиять, мерцать и по-всякому придуриваться. Конечно, не на всех они так реагируют, им нужен человек понимающий, и первее всего — живописец. Постоит он у полотна, повздыхает, а потом, глядишь, у себя в мастерской, сам того не заметив, повторит его хоть немножко, а иной раз и почти полностью. Понимаете, товарищ полковник, у них нет органов размножения, и человек для них — репродуктивное средство. Поднимешь случайно взгляд, и страшно становится — расселись они по стенам и смотрят на посетителей, как грифы на падаль. Так что, товарищ полковник, картины, хоть и не всегда, но бывают живыми. И вот недавно я стал думать, каким животным или растениям, или вообще, каким тварям можно их сопоставить…