Читать «Время культурного бешенства» онлайн - страница 46

Все было тихо, пока на Питер не пошли боевые машины. Все знают, кто виноват в этом. Если уж наши родные танки, плоть от плоти, пошли на наш город — значит дела совсем худые. И тут начались уже не просто демонстрации, а марши протеста. Почти каждый день на Невском перекрывали движение. С нами шли все — пенсионеры от любых партий, студенты, рабочие и всякие непонятные молодые люди, например, вакумисты, но они были тихие. Влились в наши ряды и бритоголовые. Оно, конечно, что касается фашистских лозунгов, они заблуждаются, да у них еще будет время одуматься, а сейчас — все равно, нам они — социально близкие.

Бритоголовые — ребята горячие. Вот с ними-то у дружинников и начались первые свары. А дальше пошло-поехало. Во время уличной драки мало кто разбирает, кто свой, кто чужой. Тут и мы вспомнили наших дедов и прадедов. И не такие уж мы темные — помним, каких художников наши отцы уважали. Например, скульптор Шадр, «Булыжник — оружие пролетариата». Только нынче булыжников нет в нашем городе, но ничего, пустые бутылки тоже годятся.

Вот с тех пор так и живем. Дойдут, не дойдут до нас танки — не знаем. Все это по-ученому называется — состояние неустойчивого равновесия.

О ФОТОГРАФИЧЕСКОЙ СМУТЕ

Приятной странностью времени культурного бешенства, вообще говоря, стимулировавшего окостенение искусства, был подъем художественной фотографии в Петербурге. Идеологом брожения в светописной среде и зачинщиком различных акций стал фотограф Каракатаев, мастерская которого сделалась чем-то вроде штаба фотографической фронды.

Как только начались пресловутые городские беспорядки, фотографы оказались в их первых рядах, и от непрерывного сверкания блицев не мог скрыться никто. По мере увеличения накала страстей и развития института уличного мордобоя, фотографы стали держаться вместе, образуя слитную массу, чтобы уменьшить шансы хулиганов и дружинников разбить фотографические объективы и головы. Только сейчас стало видно, как много фотографов в Петербурге. Людей, позиционирующих себя как фотохудожники, всегда было предостаточно, а тут еще разные факультеты фотожурналистики начали их плодить в огромном количестве. И теперь во всех уличных шествиях фотоотроковицы, сияя объективами камер и сверкая вспышками, наступали рядами, как термиты.

В марши протеста фотографов привлекала не только репортажная съемка — у них самих были причины протестовать. Пиктократы не соглашались признать равноправие фотографии по отношению к правящей триаде живопись-балет-музыка. В уголовном кодексе в статье «Враг искусства» были разделы «Враг живописи», «Враг балета», «Враг музыки», но, несмотря на все усилия светописцев, так и не появился вожделенный параграф «Враг фотографии». Эта обидная дискриминация развязывала руки недобросовестным издателям и торговцам.

Поэтому в уличных шествиях фотографы часто несли свои корпоративные лозунги. Самым популярным было любимое изречение Каракатаева: «Живопись — битая карта». Бытовали также тексты: «Все искусства равны», «Наше НЕТ живописному безобразию» и «Малевич — сбитый пилот».