Читать «Предвестники викингов. Северная Европа в I-VIII веках» онлайн - страница 97

Много есть добрых, знать бы их только, знамений в битве; спутник прекрасный сумрачный ворон для древа меча. Вторая примета: если ты вышел, в путь собираясь, — увидеть двоих на дороге стоящих воинов славных. Есть и третья: если услышишь волчий вой, если увидишь воинов раньше, чем будешь замечен. Никто из бойцов сражаться не должен, лицо обратив к закатному солнцу; те победят, чьи очи зорки, кто в сходке мечей строится клином. Если споткнешься перед сраженьем — примета плохая: дисы коварные рядом стали, — раненным будешь. Чист и причесан должен быть мудрый и сыт спозаранку, ибо как знать, где будет к закату; блюди свое благо.

(Речи Регина: 21–25)

Таким образом, основной и главной движущей силой грядущих грабительских, завоевательных и отчасти торговых походов скандинавов стала дружина викингов, вызревшая в недрах вендельского общества, — чрезвычайно эффективная (а в рамках раннего Средневековья — максимально эффективная) форма воинского добровольческого профессионального объединения, бытующая в двух основных вариантах: 1) частично оторванный от традиционной родовой структуры отряд под руководством конунга (морского конунга) и 2) полностью маргинализированный воинский коллектив. В Северной Европе раннего Средневековья этот стадиальный институт позднего родового и раннего государственного общества достигает своего апогея, приобретая за конченные и во многом рафинированные формы.

Вторая реальность

О возможности реконструкции северной мифологии

Величественный и мрачноватый чертог древнескандинавской мифологии, который порой является эталоном при исследовании мифологии европейских народов вообще, известен нам в достаточно поздней фиксации.

Наиболее «незамутненный» источник — «Старшая Эдда» — записан во второй половине XIII в. Первоначальные попытки первооткрывателей текста, в частности, Бриньольва Свейнссона в середине XVII в., связать вновь обретенный кодекс с именем полулегендарного чернокнижника и мудреца Сэмунда Сигфуссона (1056–1133) оказались достаточно наивными уже для ближайших потомков исследователя. Таким образом, удревнение текста на полторы-две сотни лет не состоялось. Впрочем, это не играло решающей роли — конец XIII столетия был почти так же далек от истинного язычества, как и начало XII в. Вернее сказать, пережитки язычества были примерно одинаково жизнеспособны как в ту, так и в другую эпохи. Учитывая, что запись осуществлялась в Исландии, отличавшейся повышенной веротерпимостью и традиционно бережным отношением к собственному духовному наследию, можно вполне доверять духу и букве дошедших до нас песен: влияние христианского мировоззрения, видимо, в последнюю очередь могло исходить от переписчика, фиксировавшего лишь то, что уже сплавилось в народном сознании и органично вошло в песенный строй.