Читать «Небеса на земле. Научный взгляд на загробную жизнь, бессмертие и утопии» онлайн - страница 149

Одержимость левых классифицированием людей по расе, вере, цвету кожи, полу, сексуальной ориентации, стране происхождения, предкам, религии, физическим или психическим отклонениям, состоянию здоровья, семейному статусу и т. п. имела негативные последствия. Относиться к людям не как к индивидам, оцениваемым по чертам характера, а видеть в них цвет кожи или принадлежность к любому из множества этих коллективов — это форма коллективизма, который в конечном счете усиливает расизм, фанатизм и предубежденность. То, что начиналось как благонамеренное стремление обуздать предрассудки и изменить образ мыслей, сделав людей более толерантными, преобразилось в полицию мысли, пытающуюся действовать тоталитарными средствами, приводящими к подавлению любого инакомыслия. В этом смысле ультраправое движение — закономерная реакция на так называемое регрессивное левое движение, которое лучше всего охарактеризовать как левую альтернативу. Как сказал редактор Wall Street Journal Зораб Амари в своей книге «Новые филистимляне» (The New Philistines):

Десятилетиями слыша, что обещание всеобщих прав — это ложь, что с групповой идентичностью в публичной жизни покончено, что западный канон — это сохранение Привилегированных Мертвых Белых Мужчин и что конфликт идентичностей бесконечен, многие люди на Западе выработали собственный вариант политики идентичности. В их требовании подтверждения своей правомочности есть логика. Если культура поощряет только отстаивание групповой идентичности (черных, женщин, квиров и т. д.), молчаливое большинство захочет свой кусок пирога. Оно тоже может проводить политику идентичности: ее название — белый национализм.

Что посеешь, то и пожнешь.

Часть IV

Смертность и смысл жизни

Рай и ад внутри нас самих и все боги внутри нас самих. Это великое постижение, обретенное в индийских Упанишадах IX в. до н. э.

Все боги, все небеса, все миры — внутри нас. Вот что такое миф.

Джозеф Кэмпбелл. Сила мифа (фильм, 1988)

Глава 11

Почему мы умираем. Смертный индивид и бессмертный вид

Кто бы согласился, Кряхтя, под ношей жизненной плестись, Когда бы неизвестность после смерти, Боязнь страны, откуда ни один Не возвращался, не склоняла воли Мириться лучше со знакомым злом, Чем бегством к незнакомому стремиться! Так всех нас в трусов превращает мысль…

Шекспир. Гамлет, акт III, сцена 1 (пер. Б. Пастернака)

Сколько лет вы хотели бы прожить? Восемьдесят лет? Сто? Двести? Или пятьсот? Можете ли вы представить, что значит жить тысячу лет? Я не могу.

Большинство респондентов, отвечая на этот вопрос, говорят, что не хотели бы протянуть дольше сегодняшней средней ожидаемой продолжительности жизни. Это очередной пример отклонения в сторону статус-кво — нашего эмоционального предпочтения всего привычного, а ожидания продолжительности собственной жизни коррелируют со средней для нашего поколения. Например, в 2013 г. в ходе опроса Pew Research Center 60 % из 2012 совершеннолетних американцев ответили, что не хотели бы жить дольше 90 лет, 30 % — что предпочли бы уйти в 80 лет. Эти результаты не зависят от дохода, веры (или неверия) в загробную жизнь и (в некоторых случаях) даже ожидаемых открытий медицины. В ответ на предположение, что «новые методы лечения могут замедлить процесс старения и позволить среднему человеку жить на десятки лет дольше, как минимум до 120 лет», незначительное большинство (51 %) ответили, что лично они не хотели бы такого лечения и что это было бы «противоестественно» и «плохо для общества».