Читать «Небеса на земле. Научный взгляд на загробную жизнь, бессмертие и утопии» онлайн - страница 139

Майкл Шермер

Возникновение науки о расах можно проследить с первой половины XIX в. и рождения антропологии, когда Жорж Кювье и Иоганн Фридрих Блюменбах классифицировали людей на расам: ориентальной/монголоидной (желтой), негроидной/эфиопской (черной) и европеоидной (белой). Среди антропологов вспыхнули споры, являются ли разные расы вариациями одного вида (моногенизм) или разными биологическими видами (полигенизм). Моногенисты полагали, что все существующие человеческие расы возникли в результате медленного отклонения от совершенных жителей райского сада. Считалось, однако, что разные расы в неодинаковой мере подверглись дегенерации. В рейтинге большинства интеллектуалов XIX в. одни расы отпали от первого поколения дальше других: больше всего черные, меньше всего белые, а «красные» египтяне и американские индейцы ставились примерно посередине. Полигенисты не верили, что все расы произошли из одной утробы. Они считали, что было много «Адамов» — прародителей, у каждой расы свой, и ныне это разнообразие представлено самостоятельными расовыми типами. «На основе изучения скелетов и черепов полигенисты настаивали, что черные физически отличались и ментально уступали [прочим]», — поясняет историк Джордж Стокинг в своей всеобъемлющей истории расовой антропологии:

На основе расовых признаков «древнеегипетских статуй» они утверждали, что расы остались неизменными на протяжении большей части истории человечества; из смертности белых в тропических регионах выводили, что разные расы явились автохтонными продуктами разных «центров творения» и не способны полностью «акклиматизироваться» в любом другом месте; на анекдотических свидетельствах строили предположения, что гибридное потомство черных и европейцев обладает лишь частичной способностью к скрещиванию.

Пока продолжались дебаты моногенистов и полигенистов, вопрос коснулся культурных различий между расами, из чего естественным образом последовало предположение, что некоторые расы более развиты, причем в традициях той эпохи считалось, что чистота белой расы способствует прогрессу, а метиcация ведет к упадку. Лингвистический анализ языков натолкнул некоторых ученых на мысль, что европейцы могли когда-то иметь общий язык наряду с общей культурой. Эту идею подхватили сторонники идеи, что некогда существовала изначальная чистая раса — арийская, которая, как прежде мифы об Атлантиде и Золотом веке, стала новой трактовкой идеи об утраченной высшей цивилизации, результатом деградации которой является цивилизация современная. «Таким образом, можно сформулировать как универсальную аксиому, что иерархия языков находится в строгом соответствии с иерархией рас, — заключает Гобино, приводя далее обычный рейтинг рас. — Меланийская разновидность стоит на самой низшей ступени лестницы. Животный характер, запечатленный в форме таза ее представителей, определил ее судьбу с самого появления на свет. Ей никогда не суждено выйти за пределы самого узкого по интеллекту круга». Двигаясь вверх по лестнице, Гобино замечает «у желтокожих… слабую физическую конституцию и предрасположенность к апатии… слабо выраженные желания», волю, «скорее граничащую с упрямством, нежели с безрассудством», «во всех делах — приверженность к посредственности, четкое понимание всего, что не является слишком возвышенным или глубоким». Таким образом, «очевидно, что они стоят выше негров, — рассуждает Гобино. — Наверное, любой цивилизатор охотно избрал бы такой народ в качестве основы своего общества, но это совсем не то, что может сформировать общество, придать ему энергию, красоту, жизнестойкость». Цивилизованное общество — это, разумеется, творение «белых народов». «Для них характерны… энергетический интеллект; чувство полезного, но в более широком смысле слова, а также более высоком, более дерзновенном, более идеальном, чем у желтокожих, большая физическая сила, исключительное инстинктивное тяготение к порядку, ярко выраженный вкус к свободе, даже чрезмерной» и так далее и тому подобное. «Общество может быть великим и процветающим лишь в той мере, в какой оно сохраняет сотворившую его благородную группу», — делает вывод Гобино. Однако расовая дегенерация привела к упадку западной цивилизации по мере вымывания «крови цивилизующей расы». Революции середины века, свидетелем которых стал Гобино, стали символом борьбы остатков прототипической арийско-германской аристократии, от которой он вел собственное происхождение, и новых буржуазных классов, бесцеремонно добивающихся перемен. «Отныне белый вид будет исчезать с лица земли», хотя люди «не исчезнут совершенно, но совершенно деградируют, лишенные силы, красоты и разума». Переживания эпохи воплощает картина Германа Кнакфюсса, написанная под влиянием теорий Гобино и расовой науки того времени и преподнесенная императором Вильгельмом II русскому царю (рис. 10.7). Она изображает «желтую угрозу» (фигура справа — Будда), наступающую на Европу, и называется «Европейские нации, объединяйтесь для защиты своей веры и своего дома!»