Читать «Павлов. Тайна расстрелянного генерала» онлайн - страница 167

— Мы же уничтожили всю их живую силу! — вскричал он однажды. — Откуда они берут людей?

Но вырывающиеся на оперативный простор немецкие части снова встречали сопротивление.

Пленные в лагерях быстро деградировали. Но и тех, кому удавалось вырваться из окружения, попасть к своим, не всегда ожидала удача. Вместе с окруженцами выходили и вливались в войска подготовленные в тайных немецких школах шпионы и диверсанты. Большинство их забрасывалось любыми путями на московское направление. А что стоят диверсанты, показал первый день войны, когда порванная ими телефонная связь отняла возможность у штаба фронта руководить армиями. Поэтому особисты работали днями и ночами, допрашивая с пристрастием всех неорганизованных безоружных красноармейцев, выползавших из кольца. Трибуналы свирепствовали. Простые парни и мужики, вчерашние сыновья, мужья и братья, расплачивались страшной ценой за бездарность своих генералов.

Однако кто-то должен был ответить. Чувство всеобщей вины слишком угнетало политическую и военную элиту. Она готова была назвать любое имя, даже самое безвинное, лишь бы снять с себя тягостный комплекс ответственности перед гибнущей державой.

* * *

Павлов сидел в палатке, завтракал, когда в штаб Западного фронта прибыл Еременко. Долгие годы их с Павловым связывали дружеские узы. Поэтому появление давнего приятеля Дмитрий Григорьевич встретил восторженно.

— Как? Какими судьбами? Вот здорово! Прямо к столу.

Жизнь всегда соседствует с гибелью, иначе жизнь никогда бы не продолжилась. Завтрак командующего ничем не отличался от мирных дней. Разве что на белоснежной скатерти поблескивал графинчик холодной водки. Но вышколенные адъютанты и остальная обслуга знали: командующий позволяет себе по утрам не больше одной рюмки — для взбадривания. Павлов старался поддерживать эту строгость в умах. Но тут, ради дружбы, готов был отступить от своего правила.

И обстановка соответствовала — низкая облачность исключала возможные налеты. Золотистые стволы сосен в лесу под Могилевом источали особый, терпкий, бодрящий дух. И ни одного тревожного сообщения за все утро.

Дмитрий Григорьевич успел подумать, что дружба юности одолевает любые катаклизмы и сохраняется в первозданном наборе чувств. Однако восторга Дмитрия Григорьевича Еременко не разделил. Да и в юности вряд ли испытывал то, что приписывал ему романтически настроенный Павлов. Лицо Еременко, с резкими, словно вырубленными чертами, сделалось каменно-неподвижным.

— Не могу! Дела! — отрывисто бросил он, высвобождая ладонь от крепкого пожатия.

Павлов отступил с недоумением и даже усмешкой. Кто это мог в его, командующего, присутствии говорить о каких-то отвлекающих делах? На Западном фронте, где он — единоличный хозяин?!