Читать «Павлов. Тайна расстрелянного генерала» онлайн - страница 15

Александр Ржешевский

— Соблюдаю, — проговорил Костик, наслаждаясь чужим сочувствием. — Если можно… А когда есть нечего, зачем его соблюдать?

Он давно понял, как надо жить. И часто любил прикинуться несчастным и жалким. Тогда как бы все само шло в руки — сочувствие, блага, вседозволенность.

И точно.

Старуха вынула из чугунка последние две картошки и положила перед ним. Он быстро съел и задумался. Покой снисходил в его душу легкими теплыми волнами. Спать было не на чем. Но и уходить не хотелось.

На подоконнике стояли цветы в плетеных горшках — пышные глоксинии, герань, фиалка. Мать тоже любила цветы и поливала старательно. Только у нее почему-то они не росли, а быстро увядали и никли. Она приносила новые, но и с теми повторялась та же история. А тут перед стеклами буйствовал целый сад.

За окном виднелись голые ветки уцелевших яблонь и новые бараки для строителей. Пока в них жили командирские семьи. Военный городок никак не могли достроить. По сравнению с бараками домик под желтой крышей казался совсем древним и, судя по разрытой кругом земле, доживал последние деньки. Раньше тут кругом были сады, но поселок разрастался и наступал. Фруктовые деревья выкорчевывали с такой поспешностью и беспощадностью, точно человек нашел другой способ, помимо природы, выращивать яблоки и наслаждаться их вкусом. Никто не пожалел, никто слова в их защиту не сказал.

Глядя на безобразные рытвины на месте старых садов, Костик повторял не свои мысли, а услышанные от других, взрослых. Но эти мысли давно казались ему собственными, и он снова подумал с негодованием про всеобщее молчание. Как будто защищать деревья и с ними всю уходящую красоту стало неловко и зазорно.

Глыбы разрытой земли показались странно знакомыми. Еще больше наклонившись, он увидел из окна вдали угол зеленого дома, в котором жила Надя Васильева. Комната ее была на первом этаже. Когда начиналась дружба, он подсмотрел однажды за ней в окно. Дождался темноты и, крадучись в кустах, приблизился к зеленому дому. Потом долго глядел в освещенное пространство комнаты, где Надя ходила, напевала что-то, вертела куклу и смеялась. Мать ее в синем цветастом халате, похожая на шамаханскую царицу, рассказывала, видно, что-то очень веселое и сама улыбалась, отчего лицо ее выглядело моложе и добрее.

Именно тогда он осознал нерешительность и робость, ничтожность своей роли в той далекой прекрасной жизни, понял, что мир устроен не для его блага и радости. Не голод, не побои, а именно созерцание далекой прекрасной жизни подвело его к этой мысли. И все равно, пока Бориска дорогу не перешел, ему чудилась какая-то фантастическая возможность приближения к тому загадочному миру, который являла собой Надя и ее семья.

Даже когда он перегнал ее в росте, Надя глядела на него свысока. Она стала единственной, неповторимой, и он с ужасом осознал, что никто не может сравниться с ней. А как хотелось забыть! Но он словно получил прививку против сентиментальности и добрых чувств к другим женщинам. Когда он, повзрослевший и сбросивший ученические вериги молоденький лейтенант, принялся разыскивать Надежду, все переменилось. Прежняя любовь загорелась вновь. И у Костика, Кости, Константина Михальцева появилась уверенность, что на этот раз он не будет отвергнут.