Читать «Три дочери» онлайн - страница 49

Валерий Дмитриевич Поволяев

С годами Нелька становилась все красивей, превращаясь в само совершенство, на ней невольно останавливались восхищенные, какие-то ликующие взгляда мужчин: мадемуазель Шепилова была лучшей на Сретенке.

Нашли Нельку в сквере напротив «Пельменной», в которой любила бывать Лена, сидящей на заснеженной скамейке, в ладной беличьей шубке, склонившейся, будто в раздумье, над беличьей же муфтой. В муфте грелись ее мертвые руки.

Выглядела Нелька словно живая, но воскресить ее было нельзя: в шубку был воткнут нож – точно в Нелькино сердце, гоп-стопники даже не вытащили его, оставили в убитой.

На коленях у Нельки лежал лист бумаги, выдранный из тетради по правописанию, в косую линейку, на котором было начертано крупными буквами: «Так будет со всеми, кто помогает мусорам».

Нелькина смерть встряхнула сретенских обывателей – на похороны ее собралось столько народа, что кто-то сравнил их с митингом трудового народа, бичующего врагов-троцкистов, – пришли практически все, кто знал Шепилову.

Стало понятно, почему Елена встречала Нельку в коридорах местного учреждения НКВД – Шепилова была сексотом – секретным сотрудником, помогала бороться с преступниками и, наверное, занималась бы этим и дальше, если бы ее не раскрыли.

Лена знала, что недавно в Марьиной Роще арестовали две банды, вполне возможно, что к ликвидации их была причастна и Нелька…

Придя домой с похорон, Лена заплакала, слезы рождались у нее где-то глубоко внутри, пробирались наверх, давили на горло, не давали дышать. Платток, который она прикладывала к глазам, быстро намок.

Она словно бы впала в некую прострацию, провалилась в яму и, заливаясь слезами, чувствовала себя одиноко. Было больно, и боль эту, сидевшую в ней, она ощущала почти физически.

Очнулась Елена от того, что ее обнимала мать. Солоша, обычно строгая с ней, не опускавшаяся до слабостей и сантиментов, на этот раз изменила своему правилу – стояла над дочерью, целовала ее в макушку и шептала:

– Успокойся, Лелька, не реви… Жизнь продолжается. Ты своей Нельке уже ничем не поможешь, поэтому не реви. Не ломай себе сердце.

Лена поспешно закивала и, борясь с опустошенностью, с болью и обидой, хлюпая носом, обняла мать. Та вновь поцеловала ее в макушку и проговорила с назидательными нотками в голосе:

– Эх, Лелька, Лелька… Маленькая ты еще у меня.

Во дворе к толстой нижней ветке старого ясеня дед Василий, – он теперь стал звать себя дедом и за ужином иногда подтрунивал над самим собой: «Одно теперь плохо – с бабушкой приходится спать», – прикрепил веревочные помочи и к ним пристроил прочное плетеное лукошко.

Так Иришка обзавелась своей люлькой. Ни у кого в Москве не было такой удобной, прочной и теплой люльки.

Елена могла теперь сидеть с дочерью на улице и, качая люльку на помочах, читать интересные книги, болтать с кем-нибудь из знакомых, знакомиться с чем-нибудь горячим в газетах и восхищаться мудрой политикой, проводимой советским правительством в городе и на селе, а также в международной сфере.