Читать «Живая защита» онлайн - страница 13

Что за дело возиться с мелюзгой? Не этого хотелось после тайги с вековыми соснами, с гулом лесоразработок.

Полгода последнего институтского курса провел он в тайге. Тогда, будучи студентом, в первый день таежной практики Павел поднялся чуть свет. По глинистой тропинке, заваленной каменной россыпью, забрался на отрог Уральского хребта. Сплошной частокол сосен, елей, сибирских лиственниц, лохматые шапки темно-зеленых кедров убегали на восток, устремлялись к Лозьве. На западе прилизанные вершины Уральского хребта сверкали серовато-синими ледяными куполами. Между этими вершинами ползли навстречу Барумову раздробленные облака, заполняя ущелья, впадины, закрывая нагорные леса. Над облаками, над лысым престарелым хребтом недремлющим хозяином возвышался во весь полуторакилометровый рост Денежкин камень.

У Павла перехватило дыхание. Он чувствовал себя крепким, сильным, похожим на могучую гору, дробящую темные, налезающие с запада тучи…

Шаг за шагом углублялся в тайгу. Позади оставалась узкая просека с белыми зарубками на вершинах вешек. Павел определял, сколько выйдет деловой древесины и на что пригодна. Десятки тысяч кубометров первосортного леса брал на учет…

Потом, всего через неделю, пришлось Павлу идти на отведенные им таежные лесосеки. И… ничего не узнал. Грохотали трелевщики, визжали пилы. Берег Талтии был сплошь занят складами древесины. Речка, маленькая, быстрая, стиснута отвесными скалами. У каменистых берегов стремительные завихрения воды.

Снег в горах уже таял, и вода в Талтии поднялась. Этого и ждали заготовители. Рабочие длинными жердями подталкивали бревна, по тонким лежням они гулко катились к пропасти, срывались и как невесомые спички переворачивались в воздухе черными комлями вниз. Бревна мгновенно исчезали в воде, лишь оставались белые пучки брызг. Проходили секунды, бревна всплывали, прижимались друг к другу и плыли к Лозьве и еще дальше — к Иртышу.

Время оценивалось тысячами кубов древесины. Упустишь момент — и осиротевшие штабеля на скалистом берегу будут лежать до следующего лета, до нового таяния снегов. Другого пути доставлять лес не было.

Вот это жизнь! Каждый час на учете… Или так думается потому, что, кроме тайги, колхоза да лесничества, ничего не знал?..

Воспоминания Павла прервались, его внимание привлек горизонт. Рельсы там сходились с телеграфными столбами в светло-серое пятнышко, заманчивым всплеском темной зелени и рыжего огня маячила купа густых деревьев. Казалось, только дойди и увидишь необычайно красивое, узнаешь такое, что не скажет никакой учитель и никакая книга. Сколько в жизни было таких маяков! Но не всегда они приносили радость. Как было, к примеру, с Женькой — первой любовью… И Павел сдерживал себя, как суеверный человек. Он с излишней дотошностью описывал молодую посадку и все поглядывал в сторону зовущих к себе деревьев. Хорошо, когда есть надежда изведать радость…

Это была тридцатилетняя посадка. Деревья уже стлали на землю цветастые листья, созревшие плоды боярышника росили звездочно-красными вкрапинами. Огненным вихрем подымались рябины. За разлапистой прозрачной желтизной остролистого клена над всем древесным миром поднимались важные дубы. Кроны густые, листья отлиты из не успевшей потемнеть бронзы. И шорох такой, будто в кронах разговаривали вполголоса немало пережившие сильные мужчины.