Читать «Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 1» онлайн - страница 72

Владимир Василенко

— Давай! давай!..

Солнце горячими крыльями бьется в мокрую палубу, щекочет грозные пятки, смехом кувыркается в надраенной до жару медной арматуре, поручнях. Руки ребячьи, а хваткие — артельные. Глаза — паруса, налитые ветрами. Глотка у Федотыча луженая:

— Живо, молодчики!

— Бегай, бегай!

— Е-ей! поторапливайся… Брыкин, бегооом!..

— Глядеть тошно, когда это в самую горячку какой-нибудь раззява шагом идет и брюхо распустит, ровно на прогулке: башку оторвать сукиному сыну — службу не любит.

— Бегаааааай!

Такое у Федотыча занятие; никому из команды ни минуты спокою не дать, всем дело найти. Гонять и гонять, чтоб из рыхлого людского месива настоящих моряков сделать — на то он и старший боцман. Старпом говаривал частенько, что не худо бы моряку все слова забыть и запомнить только одно: ЕСТЬ.

— Ходи веселей!..

Пищат аппараты в радио-рубке: принимают Париж — Лондон. На мостике в проворных руках плещутся пестрые сигнальные флажки. А в машинном отделении под присмотром спецов ребята моторы перебирают…

* * *

Шлюпки на рейде, в голубом плеске — гребное ученье. Размеренно падают весла, откидываются гребцы.

— Обе табань!

— Суши весла!

— Шабаш!

— Весла!

— По разделеньям. Не спеши.

— На во-ду! Раз. Два!

— Раз. Два!..

— На-вались!..

— Обе табань! Запевай…

Загребные заводят:

Во тече течет река а а а а С речки дооо по то ка А за де е е евицей матрос Гонится аааа да ле ко

И все одной глоткой:

Ии! Эй! матросы удальцы. Живо веселее! Жив! Живо! Веселей! Живо! Живо! Живо!

Морг качелится. Песня качелется. Качелятся блесткие крики чаек.

Год прошел и дочь иде о о оот К матери и и и уныло На рука а а ах у ней лежит Матросе е е е енок милый… Иии! Эй!

* * *

Зу! зу! зу! зу!.. Зу! зу! зуу!..…

На купанье. Команда по борту. Федотыч бодрит левофланговых.

— Гляди ни робей. Воды не бояться — не огонь. Казенное брюхо береги: снорови головой руками вперед.

— Знаем.

— Есть, товарищ боцман.

Боцман руку на отлет.

— Сми и и ир р р на!

Шеренга замерла.

— Делай — раз!

Рубахи на палубу.

— Два!

На палубе штаны.

— Три!

Пятки за борт. В пене, в брызгах сбитые загаром тела. Горячие брызги глаз. Пеной, брызгами крики.

— Го го го го го го о о!..

На борту Федотыч смешно и кургузо машет руками, кричит: его никто не слушает.

— Го го го го го о о о о о!

Обед. В супу редкая дробь круп, ребра селедочьи. На второе по ложке пшена. Выручают все те же ржаные сухари.

— Ладно.

— Ладит да не дудит.

— Уу, в бога мать.

— Закроев, ты же в комиссии по борьбе с руганью.

— Ха ха ха.

— А ну их туды растуды.

Поговорят так-то да и ладно. А в послеобеденный час отдыха, или вечером набьются в красный уголок: потрошат газеты, библиотекаря и буржуазию всего мира. На полуюте кольца, гантели, русско-французская. Заливаются балалайки. Ревет хоровой… Динь-ом… Динь-ом… Зацветают корабли огнями. Спать полагается семь часов и ни минуты больше. Завтра ровно в шесть боцман всех поднимет. Ночью в кубриках и по палубе молодые моряки мечутся во сне, сонно бормочут: