Читать «Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 1» онлайн - страница 22

— Слышьте. Вы этому технику веры не давайте… День миновал, второй — никто из милиции не едет. Должно — самозванца мы спровадили.

А в другом месте нашептывает:

— Не едут голуби. Не до того им, слышь. Народ, замечай, поднялся. И живорезы лыжи навастривают. Верный человек мне сказывал. Свою бы им шкуру спасти — не токмо што. Так-то, други…

И на деревне то-и-се стали появляться какие-то «верные» люди, шептаться с Рублевым и Хряповым. Все чего-то нюхали они, чего-то гоняли вершники какие-то изредка — в сумерки и под рассвет.

А милиция, действительно, как в омут канула. Двое же (агентских) сидели, как зайцы, и участи ждали, питаясь — кто что бросит. Ячейковцы, не выходя, сидели по домам.

— Не дыхаоть! — злорадствовал Хряпов.

6

Старшего техника — за производителя работ который — не было: дня за четыре перед тем уехал в губернию.

За отъездом старшего руководство легло на Иванова.

По омутным из-сера водам широкогрудой Оби — по протокам; по бородатым борам и нарядницам-сограм; по малым речкам-притокам, как рыба, идущая для метания икры в верховья, — шли злобные, воровские слухи. Раскачивали столетние кряжи, ломали-рубили кусты и хворост мельчили; мяли поясные травы в лугах и тропы протаптывали к водопоям; а вечерами костры пылали и над деревнями вскипали облака — смутные и кровавые.

— Эй, мир хресьянской!.. На выручку поспешай!.. Вырывай закопанные-те винтовки. Вилы на копья оборачивай. Не дадим-са-а-а!..

Мужики сиднями засели в деревне, и даже Король свою косьбу бросил. Копошились по двору, кучками сходились, толковали и так и сяк о каких-то глухих событиях, особливо по вечерам. И если кто приближался из техников — куда там из ячейки! — стихали и хитро заводили речь про рыбу, про покос, а исподлобья поблескивали:

— Чо слоняешь… шпиён?

Выехать возможности не было, — имущество изыскательское на шесть подвод не уместишь: инструменты, планы, провиант на три месяца на пять человек. А тут и одной подводы не достанешь. Председатель валил на мужиков — не могу, дескать, сейчас не властен. А те чесали в затылках и тянули:

— Никак нельзя, Федор Палыч, в эко время от дому отлучаться. Хто яво знат. Вишь ты — дело-то како.

Настаивать, предъявлять свои права на прогон — нечего было и думать: не помиловали бы.

Тайга потчевала:

«…Пе-ей до-дна, гостенек дорогой»…

Но Иванов просто долг думал выполнить. Уезжать ему вовсе не хотелось, страха перед чем-то неясным надвигающимся он не испытывая и жалел этих, таежных, которые сбились с пути и перли теперь целиной — куда вывезет.

На работы Иванову ходить не приходилось — не с кем было.

И делал он только полегоньку накладку планов и профилей. Держат себя — в стороне как будто стоял. А, главное, бродил по бурным, грозовитым местам, как охмелелый, и пил в кедровник каждый вечер — не отрываясь — из свежего берестового жбана оглушающую брагу.

«…Пей, сынок, пей»…

Вечером, когда все стихает, на опушку кедровника (там, где начинаются таловые и смородиновые кусты и — среди них — высокие травы с крупными белыми и фиолетовыми цветами-початками; приходила Варя. В первый раз после покосного пришла она бледная с тенью в подглазицах и боязливой тревогой в глазах, вымытых пугливыми девичьими думами: