Читать «Лесные невесты» онлайн - страница 4

Мария Жукова-Гладкова

Но я ему не поверила. Я рано поняла, что в жизни можно рассчитывать только на себя, ну и еще на своих друзей по детдому. Но не на ту семью, которая у меня была. То есть семьи-то у меня никогда не было. Были родственники. А семья и родственники — это две большие разницы.

После выпуска из детдома полагается жилье. Но тех, у кого жилье уже есть, направляют в него. Оказалось, что я так и была прописана в двухкомнатной квартире, где родилась, и бабушка ее приватизировала на себя, брата и меня. Исключить меня при приватизации было нельзя и выписать меня тоже было нельзя. Зачем государству тратиться на комнату детдомовке, если она у нее есть? Но государство выделило мне бесплатного адвоката, в суде выступала директриса нашего детского дома, соседи бабушки и брата, которые их терпеть не могли и помнили историю моей матери. Соседи считали, что бабушка довела мать до самоубийства из-за того, что она опять забеременела без мужа. Бабушка имела склочный характер, брат был наглецом и хамом — в общем, соседи были рады сделать им ответную гадость. Одна комната в двухкомнатной квартире была площадью двадцать метров, вторая — двенадцать. Вот эту комнату по суду выделили мне, разделили лицевой счет, адвокат объяснил, что если я соберусь комнату продавать (а я собиралась, чтобы купить в другом месте), то я должна в первую очередь предложить купить эту комнату проживающим в квартире. То есть бабушке и брату.

Как они скандалили! Как меня поносили! То есть отдать меня в детский дом и оставить брата было нормальным, а выделить мне причитающуюся мне жилплощадь — ненормальным. Это была их квартира! В общем, я продала свое жилье узбеку, ставшему гражданином Российской Федерации, который вселился в комнату с членами своей семьи.

Я же купила комнату в другой двухкомнатной квартире, где жили две сестры-старушки. До меня там сменилось несколько молодых парней, которые вели разгульный образ жизни, водили друзей и девушек толпами, полы не мыли, ванну не мыли, не говоря про раковины и туалет. Я показалась этим старушкам подарком судьбы. Впрочем, и они мне. Они меня многому научили. А я хотела получать знания, откуда только можно — и впитывала их как губка.

Я устроилась в спортклуб уборщицей по протекции нашего физкультурника Валеры, у которого там работали знакомые, вечером училась. Мне также разрешалось заниматься на тренажерах и плавать в бассейне в определенные часы, когда в клубе мало или совсем нет посетителей, чем я и пользовалась. Жизнь была напряженной. Но я была молодой, здоровой и сильной и очень хотела пробиться в жизни.

Старушки умерли одна за другой с разницей в полгода и завещали свою комнату мне. Так я стала хозяйкой двухкомнатной квартиры. Потом умерла тетка Марфа и тоже оставила дом мне, взяв с меня обещание не продавать его никогда и ни при каких обстоятельствах. Она повторяла мне это каждый раз, когда я, уже начав новую жизнь в Петербурге, приезжала летом ее навестить.

— Я серьезно, Людка, — сказала тетка Марфа, когда я в последний раз видела ее живой. — Если продашь, тебе не поздоровится.