Читать «История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны Д"Арк» онлайн - страница 91

На пути осуществления мечты клюнийцев о всевластии стояло, однако, препятствие — другая структура, также унаследованная от прежней Империи, — епископский корпус. Этот корпус не оторвался от земли ради божественных высот. Он оставался на своем законном месте, прочно укоренившись в мирские дела, будучи по крови связанным со всей высшей знатью, а институционально — с королевской властью. Как утверждали монахи, именно по этой причине епископы слишком глубоко погружены в плотский мир. Не без оснований их обвиняли в еретической симонии. Между тем, первым и необходимым союзником Клюни был как раз епископ — папа, хотя папский престол с некоторого времени неизменно занимали монахи. Именно он, епископ Римский, взял в свои руки в середине XI века дело проведения второй реформы — преобразования епископата.

Очищение духовенства является задачей неотложной, утверждали ригористы, ибо его покрывают позором два зла — женолюбие и сребролюбие. В XI веке все или почти все священники являлись людьми женатыми, как и каноники. Но отнюдь не епископы, хотя имелись основания сомневаться в их целомудрии. Они должны были хранить эту добродетель, подавать пример воздержания, заставлять всех духовных лиц следовать их примеру. Весь народ поддерживал такое требование: священники совершают таинства, их руками сообщается святость, но она не передается, если эти руки коснулись тела женщин. В соответствии с теорией трех функций, люди, выполняющие самую высокую из них — религиозную, должны быть если не девственниками, как добрые монахи, не совершенно чистыми, то хотя бы отказаться от сожительниц. Реформирование, восстановление порядка, согласного с волей Господней, предполагало разделить лиц мужского пола почти такой же резкой границей, какой разделен род человеческий на мужчин и женщин, причем это новое разделение также связывалось с отношениями между полами. Реформа состоялась. В конечном счете она привела к некоему дуализму не только в социальном, но и в культурном устройстве Западного мира. Священнослужителей, обязанных соблюдать безбрачие, строго отделили от верующих, которым следует вступать в брак.

Реформаторам представлялось возмутительным и то, что священники, освобожденные таким образом от плотского, возводятся в духовный сан нечистыми руками — руками мирских владык, которые должны продолжать свой род, законно занимаясь плотской любовью. Важно было лишить этих государей права избирать епископов, от которых зависело все, ибо епископ как бы духовно порождал свое духовенство. Это второе требование непосредственно затрагивало область политического. Инициаторы реформы намеревались превратить Церковь в настоящее государство, обладающее властью авторитетом и свободой, то есть в институт, стоящий выше всех остальных и полностью самостоятельный. А это предполагало, что духовенство должно пополнять себя само. Однако государи, продолжая следовать каролингским традициям, назначали епископов. Лучшие из государей выбирали их из своей родни. Когда взошел на трон Вильгельм Завоеватель, архиепископ Руанский являлся его дядей, епископы Лизьё, Авранша — его кузенами, его брат должен был вскоре стать епископом Байё. В то же время Вильгельм сохранял верность союзу с папством. Episcopatus — епископская власть и приношения мирян, позволявшие ее отправлять, большей частью составляли, как в Марселе, неотъемлемое семейное достояние. Разумеется, никакой передачи денежных средств не было, если глава дома ставил на епископскую кафедру кого-либо из своих сыновей или племянников. Однако можно было говорить о денежной сделке, симонии, ибо все родственники по мужской линии сообща владели благами, которые давало епископство, в их распоряжение поступала звонкая монета, получаемая за свершение таинств. Симония проявлялась более очевидно в тех случаях, когда материнскую церковь вместе с правами на юрисдикцию, усиленными благодаря учреждениям мира Божия, государь доверял лицу, доходы которого проистекали из другого дома. К этому присовокуплялись — внутри сите и за городскими стенами — башни с рыцарскими гарнизонами и с крупными сеньориями вокруг. Передача столь значительной доли властной силы представлялась «благодеянием». Ничто ее не отличало от передачи в пользование «чести». Облагодетельствованный чувствовал себя обязанным «любить» господина, проявившего щедрость, служить ему. Получивший благодеяние как бы отчуждал себя. Ему прежде всего следовало сделать ответный дар. Таков был обычай. Поэтому в условиях возрождения торговли то, что фактически вытекало из церемониала дружбы, принимало вид торговой сделки. Чтобы внести большую ясность в проблему, я вновь обращусь к конкретному случаю. Случаю необыкновенному, как и все те, о которых повествуют наши источники, столь немногочисленные в ту эпоху. Но текущую практику легче разглядеть, если рассматривать события, выходящие за рамки обыденного. Речь здесь пойдет об архиепископстве Нарбонны.