Читать «Алхимическое активное воображение» онлайн - страница 9

Каждый автор имел в виду некоторые специфические вещества, но мы не можем узнать, какие. Есть даже предложения, которые содержат слово theion, божественное, и нельзя сказать, следует ли переводить это как основную божественную тайну вселенной или как серу! Именно поэтому вы не сможете использовать практически ни один из переводов, и придется учиться греческому и латинскому, чтобы переводить самому.

Из-за присутствия экстравертных тенденций в истории науки современные историки химии всегда переводят theion как серу, но существуют контексты, где этот перевод кажется чрезвычайно сомнительным и где можно было бы точно так же сделать его в ином значении божественной таинственной субстанции, тайного Бога внутри материи. Любопытство человека, которое подтолкнуло его к экспериментам с материалами, всегда основывалось на идее, что косвенно он может узнать больше о Боге или божественной тайне, абсолютной загадке бытия. Так же как, глядя на картину или какую-то поделку и размышляя о ней, можно выяснить много нового о ее создателе, по аналогии люди всегда считали, что, разгадывая тайны космоса и бытия, они также становятся ближе к этой таинственной силе, которая создала все это, кем или чем бы она ни являлась.

Этот мифологический архетипический импульс, стоящий за призывом ученых к поиску истины, до сих пор живет в великих ученых наших дней. Абсолютный динамический импульс к тому, чтобы стать антифизиком, основан на желании узнать больше о Боге. Когда во время дискуссии с Нильсом Бором Эйнштейн вдруг в состоянии аффекта воскликнул: «Бог не играет в кости!», он выдал себя с головой. Кроме того, узнав, что принцип четности уже неверен и был разрушен, Паули сразу произнес: «Тогда Бог все-таки левша». Это указывает на одно: ученые — поистине алхимики современности, и их интерес в раскрытии тайны материи до сих пор поддерживается не только материалистическими идеями, или оппортунизмом, или академическими амбициями, как обычно бывает у людей не очень умных. У действительно же выдающихся и творческих ученых те же мотивы, что и у алхимиков: узнать больше о духе или божественной субстанции или, как это еще называют, о лежащем в основе всего сущего.

Эта позиция по отношению к своей работе была характерна для алхимиков, или по крайней мере для великих алхимиков. Уже в начале III века они испытывали большие трудности в понимании того, что подразумевается в текстах их коллег. Мы не единственные, кто испытывает проблемы с переводом theion либо как «сера», либо как «божественный», и arsenikon либо как «кислота», либо как «вещество», либо как «мужской динамический аспект материи». Алхимики не могли проконсультироваться со своими коллегами, потому что все они были одинокими экспериментаторами, и основательно запутались. Они употребляли как «экзотерический» (обыденный язык, указывающий на физический аспект веществ и операций), так и «эзотерический» (символический и мистический) языки и таким образом попадали в вавилонскую путаницу, которую они пытались исправить между собою, говоря: «В действительности я хочу сказать, что то-то означает то-то, а вот это не означает этого». К примеру, Зосима из Панополиса говорил, что базовый элемент Вселенной — это таинственная «омега». На экзотерическом, немистическом языке она означает воды океана, но рамках эзотерического языка это огромная тайна, которую знал только гностический автор Никотеос. Воды океана, по словам Фалеса Милетского, это источник происхождения мира, prima materia, основной материал Вселенной, и его внешнее, химическое, банальное проявление — морская вода. Что это действительно означает — по словам Зосимы, гностическая религиозная тайна. Теперь естественным образом мы подошли к ощущению религиозной ситуации массами на момент зарождения алхимии. В целом образованные люди больше слепо не придерживались примитивных греческих религиозных культов, но имели полурелигиозное, полуфилософское мировоззрение, в то время как у простых людей, занимавшихся сельским хозяйством, был астрологический и магический взгляд на вещи. Позже, с разрастанием Римской империи, пришел феномен, называемый синкретизмом. У римлян был умный способ ассимиляции людей в свою империю путем преобразования архетипов. Так, например, если они завоевывали этрусские или кельтские племена, они узнавали, кто является основными богами аборигенов, и ассимилировали их в своих богов. Так как они все принадлежали к индогерманской ветви, все пантеоны были устроены по общей схеме. Основным богом-мужчиной становился Юпитер-Такой-то, а великой богиней — Гера-Юнона или Такая-то. Например, если богом торговли был Кернунн, он становился Меркурием-Кернунном. Так, по всей Франции мы находим храмы, посвященные Меркурию-Кернунну. Это был хитрый трюк, позволяющий избежать религиозных войн и обеспечивающий успешную интеграции в состав Римской империи. Постепенно была создана своего рода синкретическая религия, в рамках которой люди привыкли косвенно думать архетипическими терминами, в том смысле, что они верили в некого верховного бога-отца, великую богиню-мать, бога ума и т. д. Естественно, что подобная политика Рима чрезмерно сужала и, в конечном счете, уничтожала религиозное мировоззрение людей, но на тот момент она сводила на нет религиозный антагонизм, который мог возникнуть.